Страдные дни Порт-Артура

[Ivan65]

245 день войны
27 сентября 1904 года (10 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра +12° по Реомюру.
Японцы стреляли по гавани ночью до 12 часов.

Оказывается, что на населенный склон Перепелки, к которому подтянулись наши суда, попадало за ночь много снарядов. Японцам шпионы-китайцы, вероятно, сообщили место нахождения наших судов и они теперь подбираются к ним со своими 11-дюймовыми снарядами. Впрочем, и с моря видны некоторые наши суда под Перепелкой.

Сведения о штурмах форта III подтверждаются; все попытки японцев отбиты, их урон огромный. Наши потери за вчерашний день, вечер и ночь — 18 убитых и около 60 человек раненых. Ночью, говорят, наши наступали, желая отвлечь внимание японцев на то время, как охотники наши прокрадывались к японским батареям, чтобы взорвать их орудия. Удалось ли им это — вопрос, но мы можем гордиться тем, что у нас всегда находятся охотники на такие безумно-отважные предприятия. Ночью японцы высадились на крайнем правом фланге и полезли было на Крестовую гору. Конечно, все — более полутораста человек — легли костьми. Стараются нащупать слабое место, чтоб забраться в тыл передовых позиции и, конечно, взорвать орудия на батареях, а то и пробраться в город. Маленькая удача на Сигнальной горе ободрила их.

У М.Л. Делакура ампутированы обе ноги. Несмотря на органический порок сердца он прекрасно выдержал операцию под хлороформом. Он ослаб, но бодр духом. Врачи надеются на его выздоровление. [314]

Только что пришел домой к обеду, как японцы послали залп по городу; один снаряд упал за нашими воротами, вырыл огромную яму.

Хотя бомбардировали город до 4 часов, но не слыхать, чтобы были человеческие жертвы. Все же хорошо, что люди в это время прячутся, иначе были бы всегда пострадавшие от осколков — совершенно бесполезные жертвы.

Нашу жизнь характеризует в некоторой степени приказ генерала Стесселя:

«№ 698 (25 сентября). Ввиду неоднократно поступающих заявлений, что содержатели торговых магазинов и лавок непомерно повысили цены на все предметы потребления, как-то: на белье, обувь и материалы на шитье их, а также на оставшиеся нераспроданными{190} жизненные припасы, — в последний раз вновь объявляю содержателям магазинов, лавок и других торговых заведений, что все предметы потребления обязательно должны продаваться по нормальным ценам, какие существовали до осады крепости.
Я решительно не вижу никаких причин к повышению их, так как торговцы распродают большею частью заваль, оставшуюся от многих лет и которая покупается потребителями лишь по нужде, за неимением ничего лучшего, пользоваться же безвыходностью положением жителей и гарнизона осажденной крепости, по меньшей мере, недобросовестно.

Лиц, уличенных в неисполнении настоящего приказа, я буду подвергать штрафу в высшей мере, а затем закрою торговлю.

Комиссару по гражданской части и полиции наблюдать, чтобы приказ этот исполнялся в точности, и в случае неисполнения его составлять акты и представлять их мне».

И этот приказ появился поздновато, теперь уже мало осталось что продавать, и торговцы ловко применились к этим приказам и таксам, давно издаваемым городским советом. Желаешь [315] купить по таксе — нет такого товару, только немного оставили для себя. По «вольной» цене — изволь, уважу...

А в этом их не может изловить никакая власть, никакой надзор. Получивший товар не пойдет жаловаться, чтобы ему и впредь не отказывали. Торговцы, в свою очередь, жалуются на большие убытки. Впрочем, со времен Козьмы Минина не слыхать, чтобы наши купцы когда-либо, при каком бы то ни было большом бедствии оказывались большими патриотами. Уже начало войны дало тому отвратительные примеры их пользования случаем{191}.

У нас же торговый люд преимущественно иноплеменные — греки, турки, армяне, евреи и иностранцы, русских совсем немного.

Солдатам нашим становится все тяжелее и тяжелее относительно питания. С июня месяца начали с уменьшения мясной дачи; с 17 июля давалось им по 1/4 фунта конины на человека 4 раза в неделю, с 8 сентября они получают ту же дачу только по 2 раза в неделю, с 16 сентября они получают сверх того только по 1/3 банки консервированного мяса по 2 раза в неделю. Голодновато при отсутствии корнеплодов и прочей растительной пищи.

Сегодня снова пронесся слух о купленных нашим правительством аргентинских крейсерах, которые, вероятно, прошли во Владивосток прямо Тихим океаном. Этому слуху нет основания не верить. Наше правительство имеет достаточно средств, а продавцы всегда найдутся. И здравый смысл говорит за эту покупку. Гибелью «Рюрика» и аварией «Богатыря» Владивостокская эскадра ослаблена наполовину — осталось всего 2 крейсера, и усилить ее необходимо. Если правда, что куплены 4 крейсера, да если они не уступают «Ниссину» и «Кассуге», то это представляет уже внушительную силу. Если Балтийский флот прошел во Владивосток, то, вероятно, для того, чтобы там немного пооправиться после дальнего перехода, затем дать сражение японскому флоту и идти на выручку Артура. Эти надежды оживляют нас снова. [316]

Японцы стреляли по городу до 4 часов дня.

Вечером, с 7 часов 33 минут они начали снова посылать в гавань и на береговую полосу свои 11-дюймовые бомбы — «тележки», «паровозы», «чемоданы», как мы их прозвали. Ну и вечерок!

Через каждые 2–3 минуты по снаряду; или же минут через 5 по два, один за другим. Земля вздрагивает от удара 16-пу-довой глыбы если даже она и не взрывается, письменный стол трясется, окна дребезжат, лампы, подсвечники бренчат. Большинство снарядов не рвется, но, тем не менее, они превращают своей тяжестью и инерцией дома в развалины. Падают они где-то близко. Прежде все интересовались, старались узнать, где упал последим снаряд, теперь же никто. Стреляют неопределенно, вразброс. Попадет в дом, даже в блиндаж — погибнем, а если мимо, то уцелеем. И к страшному шипению снарядов мы успели уже привыкнуть, оно уже не так сильно действует на нервы.

Сообщают, что генерал Стессель решил не переезжать на Перепелку, в дом генерала Волкова, так как вблизи падают японские снаряды. Перевезенные туда комнатные цветы увезли обратно.

[Ivan65]

246 день войны
28 сентября 1904 года (11 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра всего 7° тепла; все еще пасмурно.
В 5 часов утра слышал перестрелку, временами оживляющуюся — вот-вот начнется штурм, начнется лихорадочная непрерывная трескотня — залпы, взрывы... но нет, все стихает. На дворе сыро, холодно.

В 8 часов 15 минут. Перепелочная и еще какая-то батарея ближайшей части левого фланга открыли частый огонь, но ненадолго. Должно быть, заметили передвижение неприятельских частей или обоза.

К нам до обеда зашел Б-в, весь сияющий, и говорит, что прибыли три китайца — два солдата и один чиновник, привезли хорошие вести — война должна скоро окончиться. Но почему, не знает, не слышал подробностей. Китайцы ушли в штаб и туда созваны переводчики. [317]

Около 2 часов дня на Золотой горе собралось много народу, чего-то смотрят на море. Говорят, на море происходит стрельба, идет бой между нашими и японскими миноносцами. Все встревожены этим известием.

Наши миноносцы вскоре вернулись в гавань, говорят, их было по 9 штук с каждой стороны. Значит — наши не устояли, утекли. Обидно, что наши моряки все пасуют. Японцы сильнее техникой и, главное, духом. Их миноносцы быстроходнее и лучше вооружены; офицеры управляют ими, точно на маневрах, уклоняются от опасности, когда это нужно, и стремительно кидаются в атаку, когда это возможно. Не верится, чтобы наши миноносцы не могли принять бой с равным по числу врагом вблизи своей гавани и под защитой береговых батарей; если они решили и тут отступить, то нечего, конечно, рассчитывать на успех в открытом море. Обидно.

Эскадра наша в самом жалком положении — сколько времени ее обстреливают и надо ожидать, что, наконец, пристреляются к ней и она погибнет, так как деваться ей положительно некуда. Выйти на рейд?.. Но ей не устоять против минных атак; уйти же в море без орудий и боевых припасов на неисправленных судах — безумие. Остается одно — дожидаться выручки Балтийской эскадры с Владивостокским отрядом, усиленным аргентинскими броненосными крейсерами. Владивосток может остаться под охраной миноносцев и подводных лодок{192}, которые, по слухам, перевезены туда по железной дороге.

За день так и не удалось узнать, в чем именно заключаются приятные новости. Рассказывают, будто японской армии в Ляояне грозит плен. Значит — предстоит заключение мира. Но почему штабы не опубликуют этих известий? Разве что-нибудь другое — быть может, идет наш Балтийский флот с десантом?

Вечер точно такой же, как вчера; бомбы грохаются где-то на набережной, потрясая землю, заставляя вздрагивать людей. [318]

Дождик перестал, но тучи все же нависли так низко, что вспышки японских орудий отсвечивают как бы за облаками.

Широкий яркий луч японского прожектора лежит неподвижно, как бы застывший, поперек нашего фронта по направленно форта III; дымки от японской шрапнели, от наших орудий и взрывов бомб плывут красивыми облачками, порой снежно-белыми комочками попадают в лучи света этих прожекторов и расплываются очень медленно. Своеобразная красота.

Порой раздается ружейная трескотня, вроде небольшого боя, и видны какие-то вспышки, вроде взрывов — должно быть, разрываются ручные бомбочки...

Сколько ужасов! И вот — уже девятый месяц войны! К чему только не успели мы привыкнуть за это время, а в начале ведь все это казалось нам невыносимым. Чего-чего только мы не переиспытали, не перечувствовали! Иногда негодуем и ужасаемся, что столько времени приходится ночевать в блиндажах, там же отдыхать в обед, когда обыкновенно идет бомбардировка города.

Но если подумаешь, сколько людей томилось и сколько их томится посейчас волею судеб, вернее, обстоятельств — из-за стремления к свободе, этому естественному праву каждого человека, томятся в ужаснейших подземельях, где и сырости больше, и воздуху никакого, да еще на пище, еле поддерживающей жизнь, — то все то, что нам приходится переносить, кажется нам не самым ужасным на свете. Тяжело, но терпеть все еще возможно. При том, знаем, что не вечно продлится эта осада, когда-нибудь да освободят нас из этого заключения. И это утешает, ободряет.

Сегодня командир порта переехал на дачные места; вчера вблизи его блиндажа попал 11-дюймовый снаряд и разворотил чью-то квартиру. На дачных местах будто устраивают ему очень прочный блиндаж.

День прошел без бомбардировки города мелкими снарядами, зато 6 дней подряд жарили по нескольку часов, немилосердно. Вечером один из 11-дюймовых снарядов попал в городскую дешевую столовую, пробил стены, пролетел через комнаты и остался лежать под столом. В первой комнате еще ужинал персонал столовой и было несколько запоздавших посетителей. [319]

Снаряд пролетел через их головы, но не задел и не контузил никого; следовательно — снаряд попал только рикошетом.

[Ivan65]

247 день войны
29 сентября 1904 года (12 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра +11°, день облачный, сыро. Сообщают, что в прошлую ночь наши охотники выбили японцев из ближайших к форту III окопов. Наши потери около 10 человек; японские — многим больше.
В 10 часов 15 минут прошипел первый 11-дюймовый снаряд к гавани.

Чудный, ясный и довольно теплый вечер. Новолуние. Луна уже закатилась, зато звезды сияют ярко. Из порта доносится стук молотков, и слышно, как там работает паровой двигатель. Подкрадываются опасения, как бы японцы не услыхали этот стук и не начали опять стрелять по порту. Они обстреливали сегодня гавань 11-дюймовыми, 6-дюймовыми и 120-миллиметровыми до 7 часов 30 минут вечера. После обеда им усиленно отвечал «Ретвизан» из своих больших орудий. Земля дрожала, окна дребезжали и двери растворялись от этих выстрелов. Но это уже не пугает нас, а, наоборот, как бы удовлетворяет нас за японские бомбардировки:

— Так нате же и вам!

Перед обедом японцы обстреливали преимущественно Золотую гору, были попадания и на батарею. Но не слыхать, чтобы они причинили серьезный вред или чтобы были потери в людях. В «Пересвет» попало 10 снарядов.

Сегодня снова появились утешительные слухи, положим, довольно жиденькие, не совсем уверенные. Будто к нам идет на выручку генерал Сахаров со значительным отрядом и должен прибыть на Кинчжоу 30-го числа, т. е. завтра. У Куропаткина было несколько боев, и все удачные. Японцы пытались атаковать даже Мукден, но отбиты с огромным уроном. Куропаткин оттеснил их к Ляояну и продолжает наступать.

Вчера японцы заняли один железнодорожный мост против форта III.

[Ivan65]

248 день войны
30 сентября 1904 года (13 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ

Утром +12,5° по Реомюру. Погода хорошая.
С 9 часов японцы обстреливают гавань. [320]

Сегодня одним из 11-дюймовых снарядов отшибло угол у дома морского пароходства, а следующий упал на дорогу тут же, в то время как там проходило много народу. К счастью, никого не убило и не ранило; будто только одному ушибло ногу камнем{193}.

Скверная вещь — японцы пристреливаются к судам, которые стоят вблизи берега и этим же затрудняют движение по набережной, в Новый город и обратно, что крайне неудобно, так как эта дорога более других оживленна и необходима. Если так будет и впредь, то дело не обойдется без жертв, это место — угол вокруг подножья Перепелки — никак не минуешь, другой дороги нет.

Японцы обстреливали гавань до половины пятого вечера.

Сообщают, что на днях неприятельским снарядом разбит один из наших прожекторов на сухопутном фронте.

Луч японского прожектора лежит уже которую ночь неподвижно поперек района форта III; бледный луч нашего прожектора с левого фланга как бы старается его лизнуть, перехватить.

Досадно, что все у японцев лучше нашего. Прожектора их много сильнее наших; на убитых японских офицерах найдены чудные бинокли. А у нас с биноклями одно горе.

[Ivan65]

249 день войны
1 октября 1904 года (14 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ

В 7 часов утра 14° тепла; день обещает быть солнечным.
С 9 часов 35 минут до 10 часов 30 минут японцы сильно обстреляли город из мелких орудий; 11-дюймовыми обстреливают изредка гавань.

Один из снарядов попал в редакцию «Нового края». Пробита газетная кладовая, разрушена часть типографии; пострадал и кабинет секретаря. Один осколок пробил еще и наружную стену и вылетел на Пушкинскую улицу. К счастью, в момент попадания в этих помещениях не было никого. Затлевшую было бумагу затоптали прибежавшие служащие, иначе возник бы пожар. Часть газет разорвана взрывом на мелкие клочки. [321]

Вслед за этим снарядом попал другой в квартиру военного врача, против редакции. Остальные падали уже дальше к гавани. Один из них пробил в ресторане «Саратов» биллиардную комнату. Человеческих жертв нет.

В 1 час 20 минут японцы дали новый залп из трех орудий по городу и начали стрелять в одиночку. Наши батареи стали отвечать довольно сильным огнем. Особенно усердствует Перепелочная. Стрельба продолжалась полтора часа.

Вечером пошел в Красный Крест навестить друзей. В саду, между новым зданием и общиной сестер милосердия, попал в сферу японских перелетных пуль, но прошел благополучно. Довольно неприятное ощущение, когда мимо тебя все пшик да пшик...

Сообщают, что около театра Тифонтая убит такой пулей наповал, в голову, матрос; было несколько новых ранений в городе пулями.

Врачи жалуются, что стало меньше солнечных дней, а то солнце быстро залечивало раны. Как только возможно, выносили раненого на солнце и он поправлялся неимоверно скоро. Теперь процесс залечиванья идет уже медленнее.

[Ivan65]

250 день войны
2 октября 1904 года (15 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ

В 7 часов утра только 10° тепла. Ветер, прохладно.
В прошлую ночь японцы наступали на наши окопы (контрапроши) впереди форта III, но отбиты. Там будто сейчас еще видны трупы двух японских офицеров и около десятка солдат. На месте схватки собрано 85 японских ружей. Вчера нашей артиллерии удалось подбить несколько японских орудий.

Артиллеристы рассуждают, что артиллерия в нашей армии, сравнительно с японской, очень слаба. У нас «полагается» на дивизию пехоты одна бригада артиллерии, т. е. всего 4 батареи. Ныне выяснилось, что этого недостаточно, что следовало бы увеличить артиллерию вдвое против прежнего, т. е. чтобы на дивизию пехоты приходилось по две бригады артиллерии, а было бы еще лучше, если бы на каждый батальон пехоты приходилось по одной батарее. Ныне главная сила в артиллерии.

Зашел инженер Г. и говорит, что только что встретил Я-ва, который узнал в порту, будто японская армия разбита и передовые [322] отряды Северной армии около Кайджоу или даже Кин-чжоу. Все, конечно, обрадовались.

А. поехал в штаб района узнать, правда ли это. Р. сказал ему, что сведений об этом еще нет, но он допускает его достоверность; кроме того, он сообщил, что сейчас нужно ожидать штурма, так как замечено некоторое передвижение японских войск. Значит, мы обрадовались рановато{194}.

Позднее собралось нас целое общество, и началось обсуждение всевозможных злободневных вопросов. Одни уверяют, что между адмиралом Алексеевым и генералом Куропаткиным возникли недоразумения, главным образом, из-за того, что наместник все время настаивает на необходимости наступления и выручки Артура, а Куропаткин не решается. Другие говорят, что Куропаткин знает лучше, что он делает, что адмиралу не следовало бы вмешиваться в дела сухопутной армии.

Передают, что Куропаткин отдал генерала Засулича под суд за Тюренченский бой и что после неудачного боя под Вафан-гоу он сказал генералу Штакельбергу:

— Извольте немедленно отправиться в Петербург и лично доложить государю императору о ваших боевых успехах!..

Это выставляется доказательством энергии Куропаткина. К. слышал, будто Куропаткин сам виноват в этих неудачах, даже больше, чем генералы Засулич и Штакельберг. Право, не знаешь, чему верить, чему нет. Все это может потом оказаться плодом фантазии осажденных, как прочие всевозможные слухи.

Большинство артурцев верят в Куропаткина и приписывают все недочеты наместнику. Это, пожалуй, не совсем справедливо: Куропаткин был сам в Артуре, видал все недочеты крепости, мог позаботиться об обеспечении Артура провиантом и боевыми припасами, а также увеличить его гарнизон. [323]

Говорят, что Куропаткин, а не наместник приказал отправить коренной артурский гарнизон, знавший окрестность крепости, на Ялу. Все это, конечно, выяснится в будущем.

Странно — в который уже раз какие-то китайцы приносят к нам известие о готовящемся отступлении японцев; на самом деле японцы после этого штурмуют крепость. Что же это — желание усыпить нашу бдительность в пользу японцев, или же наши разведчики ничего не знают; или же, наконец, эти заведомо ложные сведения распространяются самим штабом в целях поднятия духа гарнизона? Как ни стараешься узнать, откуда взялись эти сведения, не добьешься ничего. Все как бы сходятся в штабе генерала Стесселя и появляются оттуда же.

Получил целую серию характерных приказов генерала Стесселя, которые привожу здесь дословно.

Первый из них доказывает, что генерал Стессель не придумал в разгаре августовских штурмов — 8-го числа — ничего лучшего, как издать приказ о последних (!) японских резервах, желая этой заведомой неправдой помочь отстоять крепость; это в то время, когда сражающимся было совсем не до чтения его приказов и когда нельзя было даже подумать о доставлении этого приказа на боевые позиции. Второй показывает, как составлялись у нас комиссии для исследования дефектов инженерного дела; но в актах находим все таки много интересных данных. (Некоторые не совсем доверяют этим данным.)

Впрочем, читатель найдет в каждом приказе интересные сведения в том или ином отношении.

«Приказ по войскам Квантунского Укрепленного района. Августа 8 дня 1904 г. Кр. Порт-Артур.
№ 514 (экстренно). От пленного раненого японца узнано, что из Дальнего сюда прибыл их последний резерв до 10 тысяч. Вы, славные защитники, держитесь уже давно против впятеро сильнейшего врага, потери японцев громадны, несоизмеримо больше нашего, надо напрячь все усилия, чтобы и последние их резервы растрепать так же, как Вы упразднили их Дивизии. Надеюсь на помощь Бога и на Вашу беззаветную храбрость». [324]

«Августа 29 дня 1904 г. Кр. Порт-Артур.

№ 592. При сем объявляются акты комиссии за № 382 и 383, состоявшейся 12-го сего августа, относительно повреждений в бетонных сооружениях от неприятельских снарядов на форте № 1 и на батарее Лит. Б.»

«Акт № 383. Во исполнение приказа по Войскам Квэнтун-ского Укрепленного района от 10-го августа за № 515, комиссия под председательством Генерал-майора Никитина, при членах полковнике Григоренко, подполковниках: Крестинском и Рашев-ском и штабс-капитане Сахарове, 12-го сего Августа 1904 года осматривали на месте повреждения в бетонных сооружениях от неприятельских снарядов на форте I и на батарее Лит. Б.

Осмотр показал следующее: на форту 1-м 15-сантиметровая фугасная бомба, попавшая в нижний край щеки свода, отбила угол, сделав выбоину длиною и шириною тридцать соток сажени при наибольшей глубине в десять соток сажени; в другом таком же месте 16-сантиметровый фугасный снаряд сделал выбоину с наибольшей шириною в пятьдесят соток сажени, длиною в четыре фута и наибольшей глубиной семнадцать соток сажени у нижнего угла. Над сводом левого порохового погреба такой же снаряд сделал наверху воронку длиною сорок соток сажени, шириною тридцать соток и наибольшей глубиною десять соток сажени. Трещин в сводах нигде нет. На батарее Лит. Б: в батарею с 6 до 12 августа попало несколько тысяч неприятельских 12– и 15-сантиметровых снарядов, из которых несколько сотен и никак не менее 300 штук, а по заявлению артиллерийских офицеров около 500, разорвались на бетонных сооружениях и произвели следующие повреждения. Большая часть верхней поверхности бетона изрыта выбоинами, имеются некоторые воронки глубиною от одного до двух футов; над одним из казематов, где в одно и то же место легло несколько снарядов, в своде воронка глубиною на половину толщины свода, и внутри имеется трещина по направляющей линии свода. В других местах трещин нет, и ни один каземат не пробит. Особенно пострадали углы. Фотография с наиболее поврежденного угла при сем прилагается. Точного обмера воронок нельзя было произвести, так как батарея находится все время под беспрерывным обстреливанием». [325]

«Акт№ 382.12-го сего августа 1904 года комиссия, осматривая повреждения в бетоне, одновременно выяснила о действиях фугасов следующее, все фугасы между фортами взрываются гальваническим током. Затруднение в уничтожении на форту I неразорвавшегося неприятельского снаряда. Э-го августа пироксилиновым патроном с бикфордовым шнуром произошло оттого, что патрон, полученный еще на передовых позициях два с лишним месяца тому назад перевозился в чемодане и перед зажиганием конец шнура с фитилем должен был быть оправлен. И капсюль, и бикфордов шнур, и фитиль действовали, а соединения этих частей от перевозок были потревожены. Что касается фугасов, то с 7 до 10 августа взорвано от батареи Лит. Б. до форта III не менее восемнадцати камнеметов и мин. Кроме того, в деревне Шуйшиен взорвано два больших заряда, а также, по заявлению артиллерийских офицеров, удачно действовали фугасы влево от Угловой горы. По донесению поручика Дебогорий-Мок-риевича, обошедшего в ночь с 9. на 10 августа места взрывов, около них много трупов и оружия, между которыми на одном из фугасов найдено 2 офицерских сабли и рожок».

«Сентября 10 дня 1904 г. Кр. Порт-Артур.

№ 637 (экстренно). 6, 7, 8 и 9 числа шли ожесточенные штурмы с переменным счастьем. Важный для нас пункт, Высокая гора, был облеплен японцами; они лезли дни и ночи, много там храбрых легло. Сегодня в 4 часа 45 минут утра от храброго из храбрейших полковника Ирмана я получил следующее донесение:

«С вечера шел сильный бой на Высокой горе с наступающими японцами. Около 1 часу ночи нашим охотникам, высланным вперед с пироксилиновыми зарядами, удалось разрушить блиндаж в нашем окопе, который занимали японцы и где стоял их пулемет; воспользовавшись паникой, вызванной у неприятеля взрывами 18-фунтовых зарядов пироксилина, комендант горы штабс-капитан Сычев приказал атаковать и занять окопы. Потери у неприятеля громадные; у наших сильный подъем духа. Отличились все, а особенно лейтенант Подгурский, руководивший бросанием пироксилиновых зарядов и даже сам бросавший их. Его энергии и храбрости мы обязаны тому, что блиндаж был разрушен. Полковник Ирман». [326]

Слава и благодарение Богу, Слава Войскам-героям, Слава Ирману, Сычеву, Подгурскому, Слава всем героям Начальникам и Офицерам, Слава и благодарность героям, охотникам, взорвавшим блиндаж. Бог дал нам возможность отбить врага, молитесь ему. П. П. Начальник Квантунского Укрепленного района генерал-адъютант Стессель».

«Сентября 18 дня 1904 г. Кр. Порт-Артур.

№ 672 (не подлежит оглашению. Экстренно). Сего числа японцы примерно из-за Сахарной Головы{195} открыли огонь из 11-дюймовых мортир по фортам № 2 и 3 и произвели кое-какие повреждения. Положение неприятеля, в силу полного господства на море и близости сухопутной базы — Дальний — с железной дорогой исключительно благоприятное, и хотя местные инженеры могли, может быть, не предусмотреть, что с суши будут бить снарядами 11-го калибра, так как в осадных парках подобных калибров нет, но местные инженеры должны были настоятельно указывать, что ввиду близости моря по фортам нашим может бить и артиллерия с эскадры противника, а потому и своды, хотя и на сухопутных фортах, должны быть от орудий 10–12-дюймовых калибра. Ну, да! Теперь об этом говорить нечего! Предписываю полковнику Григоренко лично руководить работами по усилению сопротивления бетона на № 2 и 3, употребив все средства к выполнению сего в кратчайшие срок»{196}.

«№ 681. За смелую вылазку в ночь на 19 сентября объявляю мою благодарность начальнику команды 15-го Восточно-Сибирского стрелкового полка штабс-капитану фон Бурзи. — Молодцам стрелкам объявляю «спасибо»{197}.

«№ 729 (2 октября 1904 г.). Тиф увеличился, причина известная и постоянная — вода, а я прибавлю: и свинство, грязь; загаживание местности, отправление естественных надобностей повсеместно; какая-то особая халатность ко всему; посмотрите, [327] что делается возле некоторых колодцев, ведь стоит зеленая грязь. Особенную клоаку представляют: овраг, ведущий от завода Ноюкса, казармы 10-го полка, где теперь моряки; морские казармы в Новом городе, здесь у самих ворот все выбрасывают. Где наша Санитарная комиссия{198}, которая в мирное время исписала целые стопы бумаги, а сама теперь ни за чем не смотрит; где Городской голова, первый ответчик за санитарное состояние города, где полиция: все и вся отсутствуют; отсутствуют по понятным для всех причинам. Но не делая ничего, кроме, разумеется, марания бумаги, содержание продолжают получать полностью. Мне важно здоровье офицеров и солдат, а между тем они-то и болеют. Приказываю строго, и в последний раз, городской администрации немедля все привести в порядок, иначе предам Военному суду, как за неисполнение своих обязанностей и неоднократных моих приказаний. Возле мест биваков следить за санитарным состоянием войсковому начальству, а особливо полковым и прочим войсковым врачам, донося об антисанитарном состоянии корпусному врачу 3-го Сибирского армейского корпуса для доклада мне.

Городскому голове подполковнику Вершинину ежедневно подробно осматривать город, считая это главным, а не писание бумаг. Прошу коменданта крепости лично и через начальника своего штаба проверять исполнение сего важного требования; всякий бывший в походах и в войнах отлично помнит, что за бич эпидемическая болезнь, с которой не справились в самом начале. Инспектору госпиталей осматривать чаще госпиталя и около их; свинство и грязь везде; ведь посмотрите, что делается у Дальнинского госпиталя. — П. П. Начальник Квантунского Укрепленного района, Генерал-Адъютант Стессель». [328]

«В. Нужное.

Приказание по Войскам Квантунского Укрепленного района.

№ 58 (сентября 28 дня 1904 г. Кр. Порт-Артур). Начальник Квантунского Укрепленного района приказал: ввиду того, что в Штаб района почти весь наличный запас японской восковой бумаги и литографской переводной краски для печатания приказов по Войскам Квантунского укрепленного района истощился, предлагаю всем частям войск, получившим приказы и приказания и желающим продолжать получать таковые, то прислать, по мере возможности, означенных выше материалов в Штаб района, так как таковых в настоящее время не представляется возможным достать за неимением в магазинах Порт-Артура. — Подписал: Начальник Штаба Полковник Рейс».

Как примеры храбрости, стойкости и самоотверженности гарнизона привожу сведения о некоторых нижних чинах, награжденных знаком отличия военного ордена (солдатским Георгиевским крестом):

Батареи литера Б фельдфебель Иван Колесников, будучи 11 августа сильно ранен осколком гранаты в голову, только 16 августа отправлен в госпиталь, а остальное время находился в строю и командовал батареей.

Форта V младший фейерверкер Дмитрий Попов, бомбар-дир-лабораторист Алексей Дикий и канонир Федор Устинов 9 августа, когда на форту от попавшего неприятельского снаряда загорелся батарейный пороховой погреб с порохом и снаряженными гильзами, бросились тушить пожар, рискуя каждую минуту взлететь на воздух от взрыва и быть убитыми от неприятельских снарядов, сыпавшихся на батарею во время пожара, и от своих рвавшихся гильз, они подавали пример другим и ободряли товарищей, благодаря чему пожар был скоро прекращен.

5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка младший унтер-офицер Михаил Носков и стрелок Андрей Волков в ночь с 10 на 11 сентября вызвались охотниками на вылазку осмотреть Длинную гору, занятую неприятелем, когда высмотрели расположение неприятеля, подкрались к окопам, собрали 8 винтовок и одну пулеметную ленту с патронами, оставленную нашими [329] войсками, и возвратились благополучно, сдали все в штаб полка. Того же полка младший унтер-офицер Михаил Чернов отличился в боях на Высокой горе 6, 7 и 8 сентября. В начале боя получил рану в голову, перевязавшись, он возвратился в строй; через некоторое время он опять был ранен в шею, и опять, после перевязки, вернулся в строй. Потом он еще два раза был ранен в левую руку навылет, и снова возвратился в строй, где оставался до конца боя; примером личной храбрости ободрял измученных трехдневным боем людей своей роты.

5-й роты Квантунского флотского экипажа матрос 1-й статьи Илья Сотников награжден за то, что во время атаки японцами вершины между Длинной и Дивизионной горами вынес под сильным артиллерийским огнем раненого своего командира, капитана 2 ранга Циммермана.

Факты эти говорят за себя. Повторяю, что это лишь незначительные, попавшиеся мне под руку примеры.

[Ivan65]

251 день войны
3 октября 1904 года (16 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
Новые уступки
Утром 7° тепла; небо ясное, ветер стих. Перестрелка ночью иногда усиливалась, татакали пулеметы. Так как ветер был со стороны позиций, то звуки выстрелов были особенно резки, будто перестрелка происходила тут же, в городе. Узнал, что японцы заняли ночью железнодорожное полотно, половину окопа у подножия форта III и часть капонира № 3.
11 часов 15 минут утра. Полчаса тому назад японцы послали один большой снаряд высоко над городом, по направлению к батареям Тигрового полуострова. Сейчас обстреливают укрепления района форта III бомбами и шрапнелью. Наши батареи отвечают, Перепелочная послала несколько снарядов. Японцы замолчали.

12 часов 15 минут дня. Ровно через час пролетел еще один крупный неприятельский снаряд к Тигровому полуострову. Снова бомбардируют наши позиции.

3 часа 30 минут. С полчаса слышен штурмовой огонь по направленно форта III; сплошной ружейный и пулеметный огонь, шрапнель беспрестанно рвется над местом боя, вершина наших укреплений дымит от взрывов фугасных бомб. [330]

4 часа 10 минут. Ружейный огонь затихает. Зато японская артиллерия бомбардирует как бы залпами то одну, то другую вершину. Наши батареи берегового фронта, с Золотой до Крестовой горы, развили сильный ответный огонь; Перепелочная батарея лихо громит неприятеля, который ей хорошо виден.

4 часа 30 минут. Стрельба утихает все более и более, лишь порой ружейный огонь вдруг разгорается снова, и снова тихо. Орудия, как засыпающие чудовища, все еще нет-нет изрыгают клубы дыма. Кажется, что все вот-вот совсем утихнет, но вдруг начинает снова трещать, как угасающий костер, когда бросишь на него свежие дрова.

5 часов. Сейчас было снова усилился артиллерийский огонь, особенно шрапнельный, но ненадолго. Ружейный огонь все еще продолжается. Японцы начали снова посылать через город свои 11-дюймовые снаряды. Оказывается, что они обстреливают не Тигровый полуостров, а выведенный за Золотую гору крейсер «Баян».

«Ретвизан» послал несколько снарядов по адресу японских 11-дюймовых батарей через батарею литера Б. 5 часов 50 минут; затишье. Штурм отбит.

9 часов 15 минут. На позициях полное затишье.

По дороге в Красный Крест встретил раненого солдата, от которого узнал, что капонир № 3 пришлось оставить, не было мочи держаться, артиллерийским огнем разрушены все прикрытия; отступили за вал. Солдат этот ранен в спину шрапнельной пулей, которая засела в позвоночнике. Говорит, хотел было остаться в строю, но доктор прогнал в госпиталь.

— Досадно, — говорит он, — когда в прошлый раз меня ранило, я, по крайней мере, знал, за что: тогда уложил я человек 15 японцев. А на этот раз так, ни за что!.. Но ничего, поправлюсь и отомщу же им!

Сегодня в саду Kpacndro Креста падало много перелетных пуль. Одна из пуль пробила окно в палате (в которой лежат артиллеристы штабс-капитан Высоких, поручик Приклонский и мичман Вещицкий) и пробила металлическую кружку. Следовательно, такая пуля может убить человека наповал.

10 часов вечера. Ружейный и пулеметный огонь разгорается вновь около форта III. [331]

10 часов 45 минут. Перестрелка продолжалась недолго.

12 часов 30 минут. Небо ясное, звездное. Очень редко ружейный выстрел, другой, будто сквозь сон тявкнула дворняжка. Еще реже зарычит какое-либо орудие, как большая цепная собака, и снова все тихо.

[Ivan65]

252 день войны
4 октября 1904 года (17 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
Утром +12° по Реомюру. Утро солнечное, ветра нет.
Сообщают, что в «Баян», выведенный вчера на рейд, попали 3 снаряда и причинили довольно серьезные повреждения.

Вчера вечером, около 10 часов, наши было пытались вновь завладеть капониром № 3, но это не удалось; при этом ранен 1 офицер и несколько солдат. По рассказам пришедших с позиции, японцы подкопались во всех мертвых пространствах (а таких пространств, по характеру местности, у нас много!) совсем близко к нашим позициям, засели у нас под носом. Немудрено, что поэтому теперь придется чаще и чаще делать такие «маленькие уступки», как вчера капонира № 3. Положим, это еще не значит, что Артур будет взят японцами.

Наконец должна же подоспеть и помощь!

Новые слухи: 1) остатки японских армий, около 100 тысяч человек, отступили в Корею. Линевич не успел преградить им путь; 2) адмирал Скрыдлов потопил весь японский флот, но и сам погиб вместе с крейсером «Россия» и 3) Балтийская эскадра около Шанхая; она имела уже бой, в котором погибли 4 японских крейсера и 18 миноносцев. С 7 часов вечера японцы бомбардировали гавань 11-дюймовыми снарядами залпами из двух орудий. Наблюдал за вспышками японских мортир; одна появляется левее, а другая правее Залитерной батареи — следовательно, орудия стоят у них на большом расстоянии друг от друга. Стреляли всего около часу, из всех снарядов взорвался лишь один; пока не знаю, во что он попал — в судно ли, в здание ли какое-либо, или же просто на берег.

По городу сегодня не стреляли вовсе.

В редакции жалуются, что им не дают из штаба и не разрешают печатать ровно никаких сведений о ходе военных событий. Будто войны совсем нет. [332]

Узнал, что вчера во время бомбардировки позиций погибла от 11-дюймового снаряда женщина-стрелок Харитина Короткевич, явившаяся на Квантуй вслед за мужем-запасным и разделявшая с ним всю боевую жизнь; она давно носила солдатскую одежду и несла активную службу на передовых позициях.

Сообщают, что в последнее время японцы начали бросать на форт II и в других местах в наши окопы какие-то жестяные банки со взрывчатым веществом — своего рода мины. Взрыв такой мины ранит и убивает много людей.

[Ivan65]

253 день войны
5 октября 1904 года (18 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ

Утром только 7° тепла. Отвратительная погода — сильный холодный ветер, слякоть.
Сегодня мы узнали, что только вчера генерал Горбатовский назначен вновь начальником боевого фронта на правом фланге и что после отбития августовских штурмов он находился как бы не в милости, должен был заведывать хозяйством 7-й дивизии, во время последних боев он ходил по позициям лишь в качестве наблюдателя. Это известие удивило нас немало.

Оказывается, что когда после счастливо отбитого в ночь на 11 августа прорыва японцев (этим и кончились бешеные августовские штурмы) солдаты увели, почти унесли на руках генерала Горбатовского с Заредутной батареи под Скалистый кряж, чтобы не подвергать жизнь генерала опасности, так как японцы начали снова бомбардировать батареи, он заплакал, растроганный заботой о нем солдат, нервы были перенапряжены почти непрерывным боем в течение пяти суток, ему за это время не пришлось и подумать о том, чтобы уснуть, отдохнуть — японцы или бомбардировали, или же штурмовали фронт, которым он командовал, постоянно и всюду нужно было наблюдать и распоряжаться. Поэтому немудрено, что когда бой, наконец, утих, то генерал крепко заснул на голых камнях под Скалистым кряжем. В то же утро он попросил приехавшего на этот фронт начальника всей обороны генерала Кондратенко, чтобы ему дали дня два-три отдыха, так как он иначе не в силах находиться на должной высоте исполнения своих обязанностей — при переутомлении могут случиться оплошности. Тотчас дали ему этот отдых, его заменил генерал Надеин, командир бригады 4-й дивизии. Но когда он явился по истечении трех дней в [333] штаб, чтобы отправиться вновь на свои позиции, его спрашивают, как его здоровье?..

— Помилуйте, — возражает он, — я вовсе не болел! Мне нужен был лишь отдых, нужно было выспаться, очувствоваться, вымыться, надеть чистое белье! Вот я и отдохнул.

Но к нему отнеслись как-то странно, чуть не хихикали над ним, рассказывает об этом очевидец инцидента К.

Это озадачило Горбатовского. Когда ему предложили разделить фронт с генералом Надеиным пополам, причем на его долю выпадал совсем не атакуемый крайний правый фланг, он отказался от этого, сказал, что в таком случае он не желает мешать генералу Надеину, не видит пользы от такого раздела фронта на два участка и займется лучше хозяйственными делами дивизии.

За это время будто генерал Фок успел убедить генерала Стесселя в том, что попытки завладеть обратно редутами № 1 и 2 были напрасным истреблением людей{199} и что в этом виноват Горбатовский, хотя как тот, так и другой прекрасно знали, что контратаки производились по распоряжению генерала Смирнова, не пожелавшего отдавать позицию за позицией без попытки удержать ее за собою. В то же время кто-то пустил инсинуацию (вероятно, тот же Фок, который не стеснялся кивать на Петра и наделял всех, кто с ним не соглашался, нелестными эпитетами), будто Горбатовский струсил и с ним будто случилось расстройство желудка. Такая подлость! И все это только потому, что генерал Горбатовский явно выказал нежелание согласиться с теориями Фока «о сохранении гарнизона», приведшими нас уже к стольким пагубным последствиям, с теориями, которыми последний ловко прикрывал свою неспособность и прочие отрицательные качества полководца. И Горбатовский сторонник сохранения гарнизона, но лишь при условии сохранения самой крепости. Причиной инсинуаций было еще столкновение из-за резервов, в котором Фок оказался побежденным, а также и то, что Горбатовский уже действительно отличился, между тем как отличия Фока заключались лишь в донесениях [334] генерала Стесселя и мотивированы Бог знает чем и как. Но вот когда японцы вновь завладели кое-чем на атакуемом фронте и дело становилось вновь опасным, признали необходимым послать туда того же Горбатовского вместо Надеина.

10 часов 15 минут вечера. Погода отвратительная — небо мутное, сильная холодная буря с песком бьет в глаза; крыши, ворота, двери стучат. На позициях слышна перестрелка, но нельзя разобрать, что там творится. Трудно солдатам в такую погоду, очень трудно, конечно и японцам не легче.

[Ivan65]

254 день войны
6 октября 1904 года (19 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра +5° по Реомюру; ветер стихает. 8 часов 30 минут. Становится теплее, +7°. День обещает быть солнечным, наверно, отогреемся.
В 7 часов утра рота стрелков ушла на позиции, по направлению форта III, должно быть из резерва.

С 8 часов утра идет на позициях орудийная перестрелка.

Сегодня появился целый рой слухов.

Балтийский флот всего на расстоянии 100 часов ходу от Артура.

Куропаткин и Линевич совсем отрезали японцев от Ляодунского побережья; им остались два пути: или на север, или на Инкоу.

Эскадра адмирала Камимуры уничтожена (раньше сообщали, что уничтожен весь японский флот), но при этом погиб наш крейсер «Россия».

Будто вновь прибывший шпион-китаец сообщает, что армия генерала Куроки разбита наголову, генерал Нодзу успел посадить свою армию в Инкоу на транспорты и убраться в Японию, генерал Оку идет на помощь генералу Ноги, на Порт-Артур, но должен наткнуться у Кинчжоу на заслон генерала Мищенко.

К 21-му октября Артур должен быть освобожден в подарок царю на десятилетие вступления на престол.

В 12 часов 30 минут началась бомбардировка гавани 11-дюймовыми снарядами; первый упал вблизи «Полтавы» в воду.

Зашел сапер-капитан Линдер; он уверен, что крепость может продержаться еще несколько месяцев. У него около редутов [335] № 1 и 2 готова минная галерея, ждут лишь удобного момента, чтобы взорвать{200}. [336]

Позднее собралось у нас еще несколько офицеров. Обсуждались новые слухи. Высказывалось еще раз сожаление, что коренной артурский гарнизон отправлен на Ялу; здесь он принес бы много пользы делу обороны своим знакомством с местностью, в которой он много маневрировал. В этом ныне приходится убеждаться на каждом шагу{201}.

После обеда японцы усиленно бомбардировали батарею литера Б.

Вечером в течение полутора часов обстреливали 11-дюймовками район редакции, складов Гинсбурга и близлежащей набережной. Земля дрожала от падения тяжелых снарядов, из которых взорвался лишь один.

[Ivan65]

255 день войны
7 октября 1904 года (20 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
Утром 6° тепла, ветер стих окончательно, день обещает быть солнечным.
Сегодня послали дружинников на саперные работы около форта III — на сооружение второй линии обороны. Японцы утром обстреливали этот форт.

9 часов 15 минут вечера. Вечер чудный, лунный, но холодный; небо ясное. Зашел Г-ский и сообщил неблагоприятный для нас слух: японцы будто получают 50 тысяч человек подкрепления из северных армий и строят массу новых батарей; выпустили прокламацию, обращенную к китайцам, в которой говорят, что они не думают отступить из-под Артура, будут биться до последнего, пока не возьмут крепость.

Далее он рассказывал, как он в воскресенье, во время боя, обходил позиции с И.П. Балашовым и А.Л. Тарданом. Говорит, много интересных наблюдений. По его мнению, японцы серьезно подкопались к нашим фортам и, пожалуй, возьмут форт II следующим штурмом; он опасается японских минных галерей и не верит талантам наших саперов, говорит, что с нашей стороны [337] все работы ведутся вяло, как-то не так... Не хватает рабочих рук.

10 часов 5 минут. Слышу, ружейная перестрелка оживилась; грохочут и пушки. Выхожу. Огромная полоса облаков, откуда не возьмись, застилает северный небосклон; поднялся ветер, стало еще холоднее. Щелканье ружейных выстрелов доносится вновь яснее; будто перестрелка происходит совсем близко.

Обычная перестрелка, которая уже затихает.

[Ivan65]

256 день войны
8 октября 1904 года (21 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
Утром +5° по Реомюру, ветер, облачно.
Вечером, с 11 часов японцы бомбардировали гавань и Перепелку; в так называемый Железнодорожный городок упало 4 снаряда, разрушена квартира доктора Константинова, были попадания в «Севастополь» и «Ретвизан», в последнего целых три снаряда, из коих один сделал подводную пробоину. Человеческих жертв нет ни на судах, ни на берегу.

На «Ретвизане» того мнения, что японцы стреляют из вновь поставленных орудий.

Сегодня кто-то пустил по городу предположение, что японцы потому не стреляют по жилищу генерала Стесселя, что это не в их интересах; убить его значило бы прямо вредить себе... Всюду слышишь, как это мнение комментируется с нескрываемым удовольствием.

В 7 часов вечера. Всего 4° тепла.

С 9 часов японцы начали стрелять по направлению береговых батарей левее Электрического утеса.

В Красном Кресте узнал, что прошлой ночью была вылазка у форта II для выяснения японских работ в мертвом пространстве гласиса. Застали японцев врасплох, часть их перебили, другие бросились к колодцам минных галерей. Эти-то галереи и нужно было обнаружить. Колодцев будто оказалось два, по обеим сторонам форта; их взорвали пироксилином. Только очень жаль, что при этом очень тяжело ранен начальник вылазки, за-уряд-прапорщик, сапер, кавалер всех степеней солдатского Георгия Марченко. Он ранен в кишечник; при перевязке пришлось вырезать около 2 аршин кишки; его считают погибшим. Говорят, что результаты вылазки не стоят этой жертвы, так как, [338] по другой версии, колодцы остались неразрушенными — пироксилиновые шашки не взорвались.

[Ivan65]

257 день войны
9 октября 1904 года (22 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
Утром 7° тепла.
Оказывается, что японцы вечером обстреляли район Пресного озера, разбили здания пятого госпиталя; люди разбежались, никто не ранен.

Сообщают, что вчера поручику Соломонову удалось сбить японский пулемет, давно досаждавший нашим своей меткостью; будто попал и в бойницу замечательно точно. Только вчера обнаружили его и разбили вторым снарядом вдребезги; убиты 2 пулеметчика. Все это хорошо, если бы у японцев нечем было заменить разбитый пулемет. По наблюдениям наших офицеров и солдат, у них не менее двух пулеметов на каждую роту пехоты. Это сила, с которой справиться нелегко. А у нас?..

С. принес известие, будто горит город Дальний; так сообщили с Ляотешаня. Если это правда, то не отступают ли японцы на самом деле? Он же говорит, что если только установится попутный ветер, то нужно ожидать из Чифу много джонок. Дай-то Бог!

После обеда Б. сообщает, будто пришла одна джонка.

Встретил мичмана М., участвовавшего в морском бою 28 июля; он соглашается со статьей в шанхайском «Ostasiat. Lloyd», что была возможность разбить японцев. Говорит, команды и младшие офицеры вели себя во время боя выше всяких похвал. Не было только руководителя эскадрой.

Поручик Р. говорит, что бросаемые японцами на форт II жестяные коробки-мины причиняют своими взрывами небольшие повреждения, но лоскутами жести ранено в один день 18 человек. Раны резаные — тело изрезано, точно ножом.

[Ivan65]

258 день войны
10 октября 1904 года (23 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра — 7°, в 9 часов уже 12° тепла.
С 8 часов бомбардируют Перепелочную батарею и гавань 11-дюймовками.

10 часов 15 минут утра. Бомбардировка прекратилась.

Узнал, что вчера один 11-дюймовый снаряд попал в литейную мастерскую порта.

Сейчас провезли с музыкой хоронить тело прапорщика Марченко. [339]

Сообщают, будто в Голубиную бухту прибыло 9 джонок. Что-то не верится. Слух о том, что Дальний горит, продолжает держаться. Будто японцы увозят крупные осадные орудия. Новая версия слухов о делах на севере: часть разбитой японской армии бежала на китайскую территорию за рекой Ляохе и должна там разоружиться. Генерал Нодзу идет с остатками своей армии на Артур.

11 часов вечера. В обед была небольшая бомбардировка.

Узнал характерный факт: в последнее время стало почти невозможным работать днем в портовых мастерских, вследствие частых бомбардировок было уже много убитых и раненых. Поэтому начали работать по вечерам. Вскоре японцы начали бомбардировать порт по вечерам. На днях портовое начальство отменило вечерние работы и приказало начинать работы с половины первого часа ночи.

В первую же ночь, ровно в половине первого, японцы начали бомбардировку порта...

Ясно, что тут имеем дело со шпионами среди китайцев — мастеровых и рабочих. Удивительно, как они ухитряются передавать эти сведения японцам! Мы бессильны бороться с ними.

В городе не достает махорки; солдаты принуждены покупать незавидные, но дорогие сорта картузного табаку. Возмутительно — водки, одной смирновки может еще хватить более чем на год, а такого незатейливого, но необходимого предмета для солдатского обихода, как махорка, уж нет! Никто об этом не позаботился. Быть может, все вывезено в Северную армию до осады.

Теплый, тихий лунный вечер, около полуночи оживленная перестрелка.

[Ivan65]

1

[Ivan65]

259 день войны
11 октября 1904 года (24 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра всего 3° тепла, поднялся северный ветер, совсем холодно.
8 часов утра. Солнышко светит, но не греет, всего +4°.

Ночью японцы бомбардировали правый фланг крепости, а мы этого и не слыхали.

В 12 часов 30 минут дня японцы открыли огонь по городу из 120-миллиметровых и 6-дюймовых орудий залпом, потом начали стрелять вразброс, по разным направлениям. Бомбардировка [340] прекратилась после 3 часов. Не слыхать, чтобы были человеческие жертвы. Поговаривают, что это, быть может, последний салют городу перед отступлением. Не верится. Мечты эти слишком розовы.

Около 10 часов вечера началась бомбардировка 11-дюймовками города, внутреннего порта и гавани, наши батареи отвечали усиленно, неприятельские снаряды валились близко, в воздухе гудели, жужжали осколки. Казалось, что в это время разорвались над городом два снаряда с Золотой горы, т. е. свои.

[Ivan65]

260 день войны
12 октября 1904 года (25 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
Утром 4–5°, пасмурно, тихо.
Вечерняя бомбардировка длилась с час времени, в то же время развилась и на позициях оживленная перестрелка. Когда орудия замолчали, слышалось еще какое-то шипение, когда прислушался внимательно, то оказалось, что это шипят, благодаря своеобразному состоянию атмосферы, японские перелетные пули. К нам во двор прилетел осколок, сильно ударился о доски и, должно быть, зарылся в землю, так как утром нигде не нашел его. Другой осколок оказался сегодня утром в соседнем дворе, довольно большая глыба чугуна облипшая похожей на деготь черной массой, перегаром пороха. Рассматривая этот «гостинец», мы задавали себе вопросы: кто прислал нам его — японцы или же мортиры Золотой горы?

В 5 часов утра началась было пальба на позициях. Так как к 13-му числу ожидают штурма, вышел на горку послушать, но все вскоре затихло.

Когда рассвело, поднялся на Военную гору. По улицам уже кипела жизнь: солдаты, матросы и мирные жители бегут к хлебопекарням покупать хлеб, у каждой из них собралась толпа народу.

В доме генерала Волкова амбразура одного окна увеличилась — 11-дюймовый снаряд пробил над ним большое круглое отверстие, как бы свод. Генерал Стессель, конечно, не переедет теперь туда и работы дружинников по приготовлению квартиры окажутся напрасными. Узнал, что склон Перепелки, на котором дом Волкова, подвергся вечером сильному обстрелу 11-дюймовками. [341]

Узнал в городе: 1) что вчера видели с Ляотешаня, как японские миноносцы расстреляли 3 джонки, идущие в Артур, 2) что наши ежедневные потери в среднем по 30 человек, из них, также в среднем, 5 человек убитыми, 3) слух о том, что Дальний горит, все еще держится, добавляют, что туда ушло около 30 транспортов и 4) что из штаба подтверждают слух о том, будто армия Куроки разбита и взята в плен, а Оку и Нодзу отступают.

Сегодня японцы бомбардировали город и гавань в два приема — утром и после обеда, и притом очень долго.

В то же время они обстреливали дороги, ведущие из города к укреплениям. В гавани сильно обстреляли госпитальное судно «Ангара».

Вечер светлый, ясный, холодный; полнолуние.

В ночной тишине далеко слышен грохот обозных двуколок, едущих с позиции и на позиции по нашим каменистым дорогам, везущих боевые запасы и продовольствие. Так и кажется, что японцы должны слышать весь этот грохот и начнут снова обстреливать пути сообщения.

[Ivan65]

261 день войны
13 октября 1904 года (26 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра +4°, утро солнечное.
После полуночи вновь принялись бомбардировать город 11-дюймовыми снарядами. Один из первых снарядов попал в типографию «Нового края», прямо в большую машину, на которой начали печатать номер газеты. Все помещение превращено в груду развалин, работавшие там печатники-китайцы перебиты и переранены, русских служащих в это время там не было, они закончили свои работы и разошлись по домам до стрельбы. Следующие снаряды попали в гостиницу Никобадзе, в квартиру военного прокурора полковника Тыртова (3 снаряда), в склады офицерского экономического общества, фирмы Гинсбург и лесопромышленного товарищества, где возник пожар — загорелись масло, керосин и спиртные напитки. Вследствие ясного полнолуния зарева не было видно, иначе японцы участили бы огонь по пожарищу. Там все еще догорает.

Снова остались мы без газеты, но на сей раз по вине японцев, на которых нельзя и сетовать. Это могло бы случиться давно, так как этот район города обстреливался тут не ежедневно. [342]

Передают, что утром генерал Стессель, проезжая мимо развалин здания «Нового края», остановился и высказал сожаление по этому случаю, но добавил, что, впрочем, без этого учреждения можно обойтись. Сопровождавший его офицер будто поспешил лакейски согласиться с последним мнением генерала и прибавить, что это даже хорошо.

4 часа 45 минут. С 2 часов дня японцы развили сильный артиллерийский огонь по району Курганная батарея — форт II, с 3 часов 40 минут начался в направлении укрепления № 3 и форта III жестокий штурмовой огонь и длился почти целый час, артиллерийский огонь не прекращался — высоты окутывались дымом от японских фугасных снарядов, а в воздухе то и дело разрывалась шрапнель. Батареи нашего левого фланга усиленно помогали батареям атакуемого фронта, стреляли и береговые. Японцы усиленно бомбардировали Перепелочную батарею и, кажется, что один снаряд попал среди орудий, батарея замолчала. Был момент, когда ружейный огонь казался очень близким — будто японцы прорываются в лощине между фортом III и укреплением № 3.

Сейчас уже можно сказать с уверенностью, что штурм отбит и — дай Бог, чтобы без уступки позиций.

9 часов 20 минут вечера. С час времени японцы бомбардируют гавань и внутренний порт (восточный бассейн) И-дюймовками.

Говорят, что японцы взяли форт III, по словам других — укрепление № 3. Не верится, вернее — не хотелось бы верить.

Узнал, что вчера на левом фланге, между Высокой горой и фортом V, погиб зауряд-прапорщик (запасный фельдфебель, кавалер трех степеней Георгиевского креста) Александр Набережных — несомненный герой, очень дельный служака{202}, обидно, что он погиб от нашего же снаряда. Орудие дало осечку; он поторопился открыть створку, в это время последовал выстрел.

10 часов 45 минут вечера. На позициях обычная перестрелка. Бомбардировка гавани все еще не прекращается. С четверть часа тому назад Золотая гора выстрелила и снаряд снова разлетелся [343] кусками по городу. Вот напасть! Всегда нам приходится более опасаться своих снарядов, чем неприятельских. Это сильно удручает.

Досадно, что, когда разговор коснется снарядов, приходится слышать, что по осколкам легко узнать, чей снаряд.

— Если осколок из хорошего металла, то несомненно японский, если же дрянной чугун, то непременно наш{203}...

Обидно, но это правда.

[Ivan65]

262 день войны
14 октября 1904 года (27 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
12 часов 35 минут утра. С полуночи начался снова сильный ружейный, пулеметный и противоштурмовой огонь — все в том же направлении. Минут через 15–20 наступило первое затишье.
1 час 5 минут утра. Вот уже прекратилась третья атака. Наступают ли снова японцы, или же это контратаки наших, этого нельзя знать.

В промежутках стреляли и крупные орудия; сегодня благодаря особому состоянию атмосферы, вероятно, ветру в ближних слоях атмосферы, снаряды воют в воздухе как голодные волки. Ясно слышно, как они разрываются, достигнув цели.

В 7 часов утра 7° тепла.

Лег спать в 2 часа утра, не слыхал, чтобы атаки еще повторились.

Первые сведения, будто японцы наступали вчера целой дивизией на форт III, но отбиты.

Ни форт III, ни укрепление № 3 не были в руках японцев. Будто колонны прорывались в овраг, но были уничтожены.

Позднее получил точные известия: японцы атаковали окопы перед фортом III и укреплением № 3, окоп впереди форта III занят окончательно; начали венчать гласис, окоп у укрепления № 3 занят лишь частью. Потери японцев во вчерашнем бою около 2500 человек убитыми, число раненых неизвестно. Наши потери 75 человек убитыми и около 100 ранеными. Небывало высокий процент убитых в сравнении с ранеными доказывает, что дрались ожесточенно. [344]

8 часов 30 минут вечера. С 12 часов 40 минут дня японцы начали сильно бомбардировать город, прибережье и гавань 120-миллиметровыми и 6-дюймовыми орудиями, как бы в отместку за понесенные потери. Около 3 часов дня орудия замолчали точно лишь для того, чтобы народ задвигался по улицам, предполагая, что бомбардировка прекратилась — и вдруг, залпами из 5–6 орудий, осыпали город в разных местах снарядами. При первом же залпе убит на Саперной улице телеграфный рассыльный.

В Сводный госпиталь попали два снаряда.

Стрельба продолжалась до вечера; а с 6 часов начали посылать из двух орудий 11-дюймовые снаряды — из одного в гавань, а из другого по портовым сооружениям. Недавно перестали.

За дворцом наместника загорелось какое-то здание.

10 часов 30 минут. Было вышел погулять на чудном вечернем воздухе, при ярком лунном освещении, встретил гуляющих знакомых, как вдруг японцы снова начали бомбардировку мелкими орудиями района Военной горы. Вероятно, заметили пожар и метили по нему. Стреляли около часа времени.

Сообщают, что генерал Стессель ездил сегодня на Зубчатую батарею и получил там царапину в голову не то камнем, не то осколком.

[Ivan65]

263 день войны
15 октября 1904 года (28 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра +6,5°; ветер, грозящий перейти в бурю, носит по улицам облака пыли.
Сегодня достал несколько приказов генерала Стесселя:

«№ 769 [14 октября). Объявляю благодарность фельдшеру 4-й роты 7-го Запасного батальона Иосифу Сенетовскому, сделавшему мне сего числа перевязку под Зубчатой батареей».
«№ 772 (15 октября). Младшие Инженер-Механик Эскадренного броненосца «Полтава» Лосев за отличие в делах против неприятеля и за отлично выполненное поручение в ночь на 15-е октября, когда он пробрался с охотниками в окоп противника и, бросая ручные бомбы, выгнал из окопа японцев, награждается мною Орденом Св. Анны III степени с мечами и бантом». [345]

«№ 773. Бывший Градоначальник г. Дальнего Инженер Штабс-Капитан Сахаров 13-го числа скончался в Мариинской общине. На руках этого офицера могут быть документы, суммы и прочие отчеты по постройке Дальнего, а потому я, как Начальник Квантунского Укрепленного района, куда входит и город Дальний, назначаю комиссию под председательством Начальника Жандармской команды Ротмистра Князя Микеладзе и членов Судебного пристава Порт-Артурского Окружного суда Скалозуб, Саперной роты Поручика Селунского, бывшего Полицмейстера г. Дальнего Меньшова, Прапорщика запаса флота Курилова и бывшего Бухгалтера при судостроительстве Герцог для описи и приведения всего в ясность Комиссии вменяется в обязанность через опрос бывших служащих в г. Дальнем выяснить все необходимое, осмотреть и описать все имущество, деньги и документы».

С 6 часов утра начали грохотать на позициях орудия, ветер и пыль мешают разобрать, но кажется, что обстреливают район форта II и батареи литера Б.

С 8 часов утра японцы начали бомбардировку города и вновь залпами из 5–6 орудий.

К 11 часам дня бомбардировка прекратилась.

В помещения «Нового края», как сообщают, попадают теперь чуть не ежедневно снаряды, сегодня вновь разбита газетная кладовая, где хранились запасные номера. От бомбардировки загорелся дом лесопромышленного товарищества на Банковской набережной, но вследствие бури и пыли японцы, должно быть, не заметили пожарища, иначе они не прекратили бы бомбардировки, а усилили бы ее.

Брандмейстер Вейканен показывает всем при тушении пожаров пример неустрашимости — работает во время даже сильного обстрела, как будто он не видит рвущихся кругом снарядов. И удивительно, что при тушении уже многих пожаров ранены всего 2 пожарных.

По сообщению солдат, японцев в данную минуту под Артуром «видимо-невидимо», это привычное выражение солдат, не дающее нам никакого понятия о количестве неприятельских сил. [346]

Полагают, что прибыли остатки армии Нодзу и Оку; но если это так, то вслед за ними идет армия Куропаткина к нам на выручку.

Говорят — чем больше беда, тем ближе Бог.

7 часов 5 минут вечера. С 12 часов 30 минут японцы начали снова бомбардировать город, и в то же время зарокотали орудия на позициях и по позициям, этот рокот сегодня своеобразный — если так можно выразиться, круглый, похожий на гром. Часто приходится отмечать, что звуковые эффекты зависят от состояния атмосферы и поэтому очень разнообразны.

Бомбардировка города прекратилась в 3 часа. С 6 часов вечера началась бомбардировка 11-дюймовками. На позициях канонада почти не прекращалась.

8 госпитале мне сообщили, что вчера генерал Смирнов был на форту II, лазил в минную галерею, слушал подземные работы японцев и взорвал электрическим током заложенный заряд. Говорят, что при взрыве полетели вверх люди, брусья, плахи, а дым еще долго выходил в сторону японцев из входа в их минную галерею. Раненые офицеры допускают, что наши потери за эти дни достигают 300–400 человек убитыми и ранеными, зато японские потери не меньше чем в десять, если не в пятнадцать раз больше наших.

Вчера интендантский чиновник К-ко рассказывал у Т-ча, будто в штабе района решено отступление на Тигровый полуостров. Что-то невероятное! Быть может, решено, ввиду усилившейся бомбардировки города, увезти все важные бумаги казенных учреждений в безопасное место?

Вечер очень темный; луна взойдет лишь часа через два. При наблюдении за боем выстрелы наших орудий на позициях, взрывы неприятельских бомб и шрапнели очень утомляют глаза.

12 часов ночи. После восхода луны ружейная и орудийная перестрелка на позициях заметно затихла, лишь изредка усиливаясь на короткое время.

Недавно 11-дюймовые снаряды перестали летать в гавань. Сегодня стрельба ими прошла замечательно счастливо для нас — взорвались всего 2 снаряда, остальные легли безмолвно, вероятно в воду.

[Ivan65]

264 день войны
16 октября 1904 года (29 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ

С 4 часов утра на позициях усиленная ружейная перестрелка то разгоралась до того, что, казалось, начинался штурм, то затихала. Должно быть, идет так называемая окопная драка.
В 7 часов утра 6° тепла; ветер стих.

Сообщают, что японцы, подошедшие тихой сапой вплотную к форту II, взорвали посредством минной галереи потолок капонира и вошли в него, но были выгнаны оттуда, и отверстие заложено мешками. Подземная битва была беспощадная, люди озверели — били друг друга чем попало, душили руками, кусали зубами.

Раненые матросы, пришедшие с позиций, сообщали, что наши ночные вылазки были довольно удачны, они застали японцев в ближайших окопах спящими и перекололи всех штыками, у второго окопа дело было рукопашное, и оттуда вышибли японцев с ничтожным уроном с нашей стороны.

С 8 часов утра японцы бомбардируют Перепелочную батарею, мешает она им сильно. Снаряды ложатся так близко, что, кажется, подобьют они все орудия.

Сегодня была обыденная бомбардировка города. Канонада на позициях продолжалась целый день и охватывала весь фронт, орудия рокотали и на крайнем правом фланге, чего не было давно. Японцы развили особенно сильный артиллерийский огонь по району форта II, обстреляли и Большую гору. Под вечер вдруг заговорила вновь Перепелочная батарея, мы думали, что она сбита, вероятно успели исправить повреждения.

В 6 часов 30 минут вечера снова зашипели над нами японские «тележки», как называют 11-дюймовые снаряды.

По дороге в Красный Крест встретил знакомого нестроевого офицера, который прежде малодушествовал и все говорил, что Артуру не устоять. Сейчас у него спокойной уверенности хоть отбавляй, часто посещает батареи и наблюдает там за ходом боя.

Говорит, что все успехи японцев нужно приписать лишь тому, что у них техническая сторона сильнее нашей — артиллерия и саперных войск много, ни в снарядах, ни в инструментах, ни в материалах нет недостатка, все можно подвезти. Будь мы в таких же условиях, заключает он, успехи японцев на Квантуне [348] и под Артуром были бы совсем мизерны при тех же колоссальных потерях.

Пока вечером было темно, то и дело взвивались боевые ракеты, освещали местность. Когда взошла луна, то перестрелка почти прекратилась, но дым собрался над позициями в виде облака и держится так в холодном воздухе.

[Ivan65]

265 день войны
17 октября 1904 года (30 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра только 3° тепла.
В пятом часу утра слышна была орудийная пальба по направлению к форту II, затем она затихла.

С 6 часов 20 минут японцы начали усиленно бомбардировать позиции правого фланга. Шрапнель рвется и над Большой горой.

Около полуроты стрелков прошли с двуколками на правый фланг.

С 7 часов утра японцы перенесли огонь на район форта III.

Перепелочная батарея начала усиленно стрелять, и японцы бомбардируют ее и крупными и мелкими снарядами.

Японцы прошлой ночью вновь взорвали потолок капонира{204} форта II, завладели частью капонира и укрепились в нем.

4. Новые штурмы
8 часов 50 минут утра. Был момент, когда казалось, что артиллерийский огонь утихает, в это время кто-то из трусливоно-ющих пустил слух, что форт III взят японцами. Поднимается северный ветерок; небо застлалось облаками. Бомбардируемый фронт крепости окутан дымом.

10 часов 55 минут. Страшный артиллерийский огонь продолжает вспахивать все вершины фронта, целые тучи дыма и пыли от взрывов закрывают наши укрепления, иногда порывом ветра сносятся эти тучи в овраги, и лишь на момент видим знакомые сопки, затем они вновь покрываются клубами грязного дыма, будто вырывающегося из-под земли. Рокот сливается в какое-то рычание. На момент увидал контур форта III, он обезображен, взрыт. [349]

Перепелочную батарею все еще усиленно бомбардируют И-дюймовыми снарядами. В то же время идет бомбардировка гавани. Не подлежит сомнению, что готовится штурм.

11 часов 40 минут. По всему фронту слышен среди орудийного гула ружейный штурмовой огонь; адский артиллерийский огонь нисколько не уменьшается.

В гавани затоплены бомбардировкой госпитальное судно «Ангара» и торговый пароход «Новик», капитан последнего Михельсен убит наповал, также потоплено несколько шаланд. Сейчас обстреливают госпитальное судно «Казань».

В эти ужасные минуты, откуда ни возьмись, всплыли вновь ободряющие слухи: 1) по сообщению китайцев, японцы должны скоро уйти из-под Порт-Артура и поэтому напрягают последние усилия; 2) генерал Куроки будто покончил с собой, Оку окружен, а Нодзу идет на Артур; 3) от Куропаткина прибыл китаец, его увели в штаб района, но какие он принес известия, пока не известно и 4) будто джонки с припасами прибывают ежедневно в Голубиную бухту.

12 часов 15 минут дня. Артиллерийский и штурмовой огонь на позициях ужасающий, небывалый. Центр тяжести атаки в данную минуту в район форта II и батареи литера Б — Залитерная гора порой совершенно заволакивается дымом и пылью, в которой беспрестанно появляются красиво-белые дымки японской шрапнели.

Перепелочная, Электрический утес и прочие береговые батареи, а также «Ретвизан» стреляют усердно.

Японцы бомбардируют Перепелочную батарею, пока все еще благополучно, все недолеты и перелеты.

2 часа 30 минут. Бой все еще не прекращался ни на минуту, в воздухе стоит рокот орудий, вой снарядов, визг шрапнели, рвущейся целыми пучками, посылаемой залпами и поодиночке беспрерывно; среди всего этого то и дело слышен «крах» взрывающихся фугасных снарядов и переливается трескотня ружейных выстрелов — словно горох сыплется из мешка.

Впечатление усиливается еще тем, что весь боевой горизонт покрыт густым дымом, как бы завесой, и мы не знаем, что увидим там, когда завеса эта спадет. Нервы надрываются при одном [350] наблюдении издалека, сердце сжимается. Но каково быть там, среди самого этого ада!

3 часа дня. Наконец бой начинает все более и более стихать. Нужно полагать, что самый отчаянный натиск неприятеля отброшен или же... Об этом не хотелось бы думать! Впрочем, если бы японцам удалось прорваться, то бой не утихал бы.

По тому, что на наших батареях все еще взрываются неприятельские снаряды, можно судить, что они все еще в наших руках, что японцам не удалось завладеть ими.

Что творится около форта II — не видать, и об этом судить трудно. Но на душе стало легче, чувствуется, что опасность миновала. Ветром разогнало не только дым, но и тучи на северном небосклоне, прояснило. Словно и природа участвовала в этих ужасах, прикрывая их, ужасы окончились — и она снимает свою завесу, свою траурную пелену.

4 часа 20 минут. Стрельба затихает все больше и больше, лишь изредка учащаясь — точно хищный зверь щелкает зубами издыхая, в последних судорогах.

Появились устные депеши о результатах боя, пока весьма сомнительные: 1) будто японцы сожгли форты II и III, забросали их минами и 2) будто японцы взяли укрепление № 3 и какой-то редут, предварительно уничтожив защитников минами. Но так как форты не могут быть сожжены, ибо там нечему гореть, и на этом фронте у нас нет никакого редута, считаем сведения эти фантазией.

Японцы штурмовали укрепление № 3, форт II, Куропаткин-ский люнет и батарею литера Б, взобрались было уже на Куро-паткинский люнет, но выбиты.

Не завладели ровно ничем. Во время штурмов они поддерживали сильный ружейный огонь вдоль всего фронта — от железной дороги до батареи литера А — будто вот-вот бросятся на штурм. Этим они отвлекали на себя огонь нештурмируемых укреплений, не давали им помогать в отбитии штурмов фланговым огнем, что, конечно, удалось им лишь настолько, насколько удавалось обмануть наши войска, уже знакомые с этой хитростью.

Встречаю раненых, идущих, несомых и везомых с позиций. [351]

Все бодры духом, рады, что удалось отбросить и на этот раз японцев, которые не столько штурмовали, сколько громили артиллерией. Говорят, что наш урон значителен, но японцев уложили тьму. Подпускали шагов на 50 и били наверняка; впереди укреплений остались груды тел, пути штурмовых колонн устланы трупами — черным-черно. Японцы шли на штурм, вооружившись и шашками пироксилина, но использовать их не удалось. Лезли на укрепления лениво, понуждаемые сзади своей шрапнелью; теснились как стадо, гонимое на убой; лишь офицеры шли бодро впереди.

Сегодня японцы, видимо, хотели взять позиции артиллерийским огнем, усилив его до невероятного, прошлые штурмы доказали им, что недостаточная подготовка артиллерии влечет за собой большие потери в штурмующих войсках. Но и на этот раз они, так сказать, не дорассчитали и ошиблись; засыпав позиции и дороги действительно адским огнем, они послали на штурм недостаточно войск, как бы полагая, что им легко удастся занять позиции, защитники которых перебиты. Но не тут то было. Гарнизоны позиций пострадали, конечно, значительно, растаяли; но когда пришли штурмовые колонны, то уцелевшие встретили их сильным огнем и дружным ударом в штыки, подтянутые к позициям резервы подоспевали всюду вовремя.

Говорят, что японцы побывали сегодня и на Куропаткинском люнете и на батарее литера Б, но отовсюду отброшены. Со слов участников боя можно заключить, что если бы японцы штурмовали сегодня настолько же интенсивно, насколько они развили артиллерийский огонь, они могли бы иметь некоторый и, пожалуй, не малозначительный успех.

Когда я наблюдал за боем с Военной горы, меня порой брало сомнение — устоит ли сегодня крепость. Мне казалось, что японцы должны попытаться прорваться в тыл наших позиций и что им это удастся, если пойдут беспрерывной колонной по оврагу между Куропаткинским люнетом (миновав форт II по мертвому пространству или по траншее, ведущей к люнету) и батареей литера Б — взять в этом месте китайскую стенку. При этом они оказались бы сразу в тылу батарей Малой Орлиной, литера Б и Залитерной и могли бы фланкировать китайскую стенку и дороги. Если бы этот прорыв случился днем, то, конечно, [352] наши батареи (морские скорострельные) на кряже над Китайским городом и на другом кряже под Большой горой, составляющие в этом месте вторую линию обороны (не имеют ни окопов, ни прикрытия пехотою), могли уничтожить прорвавшихся; если же прорыв этот был бы подогнан к ночи, то дело наше оказалось бы не только плохим, но и проигранным, бесповоротно проигранным.

Мы было считали августовские штурмы безумием со стороны японцев — безумием пытаться взять крепость штурмом, не подготовив себе успех артиллерией и саперными работами. Но это не совсем так, если принять в расчет, что долговременная осада стоит не меньше, если не больше человеческих жертв, хотя бы вследствие одних болезней, развивающихся при ненормальных условиях жизни армии и что, кроме того, постоянный огонь со стороны защитников крепости, вылазки и все такое прочее требуют массы жертв, а осадные работы требуют массы труда и средств, и при всем этом нужно потратить много времени; от успешности же операций зависит всегда конечный результат и цель войны. Если же обратим внимание на то, что во время августовских штурмов японцы на левом фланге завладели Угловыми горами, продвинулись к Высокой горе, завладели частью Панлуншаня — подошли к Кумирнскому и Водопроводному редутам и заняли редуты № 1 и 2, то уже нельзя признать эти штурмы ни безумными, ни безуспешными. Если же вспомним, что 11 августа им почти удалось прорваться (нас спасла лишь бдительность и решительность, а их успеху помешал лишь педантизм и нерешительность), то ясно, что японцы действовали с верным расчетом. Но у них все как бы чего-то не достает. Главное, что помешало им использовать свой относительный успех, заключается, по мнению более компетентных лиц, в том, что японцы не знают, так сказать, центра тяжести штурма, или же они по своим физическим или же нравственным особенностям не способны нанести противнику тот стремительный штыковой удар с той силой, которая обеспечивает окончательный успех.

Сегодняшние штурмы как бы подтвердили этот вывод; когда японцы взобрались было на Куропаткинский люнет и батарею литера Б, они старались расстрелять уцелевших защитников, [353] последние отбросили их штыками, а тем временем подоспели резервы и в результате — напрасная потеря в людях.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы японцы не имели сегодня ровно никакого успеха, весьма возможно, что они кое-где, так сказать, присосались, и пока штурмовые колонны погибали в одном и другом месте, они могли укрепиться, засесть прочно.

Сообщают, будто взятый сегодня в плен раненый японец сказал: «Нас мало, но снарядов у нас много!»

10 часов 50 минут вечера. На позициях очень редкая перестрелка. Все утомились. И прожектор глядит, как бы борясь со сном.

[Ivan65]

266 день войны
18 октября 1904 года (31 октября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ

Утром 7° тепла.
С 5 часов утра началась в направлении Курганной батареи атака, продолжавшаяся недолго; потом снова обыденная перестрелка, а около 7 часов полное затишье.

С 8 часов 30 минут японцы начали бомбардировку города и гавани 120-мм снарядами.

Узнал, что в ночь с 16-го на 17-е японцам удалось внезапно занять горку у малой Голубиной бухты, охранявшуюся небольшим отрядом стрелков. В прошлую ночь отряд 28-го полка отбросил японцев на их прежние места и вновь укрепился на этой горке. Руководивший контратакой подпоручик Крумин представлен к награждению орденом Св. Георгия IV степени. Это тот же молодой офицер, который в свое время представил проект устройства батарей на Ляотешане.

Вчера во время боя у генерала Горбатовского, обходившего позиции для того, чтобы убедиться, где необходимы резервы, оторвало осколком полу шинели и пробило пулей фуражку, но сам он остался невредим.

Новый слух: Куропаткин решил пойти прямо в Корею, а оттуда в Японию; если же Артур не устоит, то все равно при заключении мира японцы будут принуждены вернуть нам эту крепость-Другие уверяют, что скоро должна прибыть к нам выручка, так как наместник настаивает на том, что нельзя допустить падение Артура. [354]

4 часа 55 минут пополудни. Сегодня японцы усиленно бомбардировали город мелкими (120-мм) и крупными (11-дюйм.) снарядами; дали всего около часа передышки.

Это обычное явление после неудачного штурма. По этому поводу смеются, что японцы, не имея успеха на позициях, воюют с мирными жителями.

Сегодня много попаданий по прибережью бухты Таучин; на южном склоне Перепелочной горы загорелся чей-то дом, а позднее снарядом подожгло кладовые фирмы «Чурин и К°»; подул ветер и сейчас уже догорают магазин и все здания фирмы, огонь охватил и склад материалов Кондакова; с трудом отстояли дома Ефимова и товарные склады Тифонтая.

У Чуриных сгорело много товару и съестных припасов. Около 3 часов 30 минут началась по направлению форта II частая ружейная стрельба — огонь, похожий на штурмовой, продолжавшийся около часу. Сейчас там обыкновенная перестрелка.

В госпитале сообщили мне, что японцы штурмовали сегодня форт II, штурм отбит, но они засели на гласисе и что теперь начнется там настоящая минная война.

Кто-то принес известие, что поручик Афанасьев, командовавший ротой Квантунского флотского экипажа, убит. В Красном Кресте умер раненый вчера на Куропаткинском люнете подпоручик крепостной артиллерия Корзун.

Сегодня Т. М. Д-ва нашла своего мужа уже раненым в городской больнице.

Пожарище все еще догорает, освещая Перепелку, Военную и даже Золотую гору. Японцы не стреляют по пожарищу; надо полагать, что японские артиллеристы утомились стрельбой два дня подряд, или же у них вышли снаряды.

Говорят, что один японский 11-дюймовый снаряд попал сегодня в «Палашу» (так иногда называют крейсер «Палладу»); думали, что пойдет ко дну.

[Ivan65]

267 день войны
19 октября 1904 года (1 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 8 часов утра всего 5° тепла, небольшой ветерок.
Сегодня, с восьмого часа утра, японцы обстреливают расположение торговых пароходов в западном бассейне гавани. «Зея», «Бурея» и «Цицикар» уже потоплены. [355]

Приказы генерала Стесселя от 18 октября:

«№ 776. По сведениям, мною полученным, армия Куропаткина двигается с успехами, причем один японский старший генерал взят в плен (!); а здесь 13 или 14-го числа сего месяца тоже один старший японский генерал лишил себя жизни — (?!]. Взятый в плен японский солдат при опросе почти не отвечал, но все таки показал, что они потому торопятся, чтобы взять форты к 21-му числу, ко дню рождения Микадо, нам же известно, что 21-го числа сего месяца день Восшествия на Престол нашего Великого Царя. Я Вас знаю и не сомневаюсь, чья возьмет, осталось два дня».
«№ 779.14-го сего октября, находясь в окопах 26-го Восточно-Сибирского стрелкового полка у Зубчатой батареи, я был ранен неприятельскою пулею из окопов внизу временного укрепления № 3 в правую теменную область с повреждением кожного покрова и ушибом теменной кости. — Поранение это внести в мой послужной список{205}.

Основание: Перевязочное свидетельство за № 20 и ст. 901 кн. VIII Св. Воен. Пост. изд. 1892 года».

«№ 780. Слава Богу, пока все отбито. Японцы в некоторых местах присосались, и разумеется теперь, что может быть? Возьмут человек 10–20, полезут ночью, а гарнизон утомлен и спит, вот что Боже сохрани; когда лезут на штурм, это не страшно, вы их отобьете, а вот когда вы заснете сном богатырей, ну тогда вас, сонных, хоть руками бери; а потому надо этого не дозволять, да не на словах, а на деле. Предписываю следующее: 1] Гарнизон каждого форта и батареи поделить на 3 смены, одна смена должна быть на ногах и в полной боевой готовности, и менять через 2 часа, начиная с 6 часов вечера и до 6 часов утра. Если два офицера, то ночь пополам. 2] Для поверки сего, так как без поверки ничего не будет, кроме начальников участков, поверку возлагаю на следующих [356] Старших начальников: генерала Никитина, генерала Церпиц-кого, полковника Рейс и полковника Савицкого, подполковника Хвостова и подполковника Некрашевич-Поклад. Старшим назначаю генерала Никитина, коему и установить очередь поверки и указать участки и время, все это предоставляю генералу Никитину»{206}.

На днях будто был принесен в штаб найденный при убитом японском офицере приказ генерала Ноги о том, что микадо повелел взять Артур к 1 ноября.

По новому стилю сегодня 1 ноября.

6 часов 15 минут вечера. Ходил в Новый город. Когда шел по Перепелочной набережной к Мертвому углу{207}, заметил, что одну из больших пушек «Ретвизана» поднимают — значит, готовятся к выстрелу; чтобы не быть оглушенным, решил открыть рот и шел не спуская глаз с пушки, чтобы увидать выстрел. Дошел до самого Мертвого угла, как вдруг близко над головой просвистел неприятельский снаряд. Невольно шарахнулся, повернулся посмотреть, куда попадет снаряд. В это время грохнул выстрел с «Ретвизана», напором воздуха отбросило меня к скале и совершенно оглушило, так как в данный момент забыл про поднятую пушку и закрыл рот. [357]

Дальше прошел благополучно; дорогой догнал раненого солдата, плетущегося в госпиталь, который сообщил, что японцы повели ночью две атаки, но отбиты.

— Все ничего, — говорит он, — но, проклятые, бросают эти бомбочки — это скверно. А так, выходи по-честному, нисколько не боимся!

В Новом городе узнал, будто в штабе готовят второй приказ для гарнизона, в котором говорится, что отряды Куропаткина уже около Санпшлипу.

Точно на самом деле такими приказами можно отразить штурмы! Другая новость — будто 17-го числа, во время штурмов, международный (?) флот держался на горизонте, чтобы предупредить резню в случае, если японцы завладеют крепостью. Не знаешь, верить или не верить, хотя говорят это люди серьезные.

Узнал, что генерал Стессель был в первых числах октября на форту II. Первому сообщению об этом и даже его приказу никто не хотел верить.

Оказывается, что генералы Смирнов и Кондратенко, встретившись у генерала Стесселя, решили, что нужно обследовать новую японскую траншею в мертвом пространстве форта II и предложили ему, сперва шутя, а потом более настойчиво, проехать с ними на форт, чтобы решить вопрос на месте. Он сначала отговаривался, что не может быть полезным, что не к чему ему ехать туда; но когда ему сказали, что решено поехать туда на заре, в то время когда японцы сменяют свои части, дежурившие ночь, когда на время стрельба совсем прекращается, и что туда же поедет адмирал Вирен и еще кое-кто, тогда решился ехать и генерал Стессель, вопреки желанию и просьбам своей супруги.

На следующее утро он действительно поехал, побыл на форту, полез даже на бруствер, но когда японцы начали стрельбу, поторопился уехать, отказался пойти рассматривать траншею с Куропаткинского люнета и батареи литера Б, откуда она была видна. Об этом своем пребывании на форту II изданы им уже два приказа, по которым кажется, будто генерал Стессель бывает на форту нередко, и распоряжается там. [358]

[Ivan65]

268 день войны
20 октября 1904 года (2 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 4 часа утра температура воздуха +3,5°, в 9 часов утра +10° Реомюру. Утро великолепное, солнышко светит и греет. На позициях ни звука — будто войны и нет.
Дружинники были ночью на работах, копали окопы сзади форта III и Орлиного гнезда — вторую линию обороны.

Сообщают, что для более успешного производства инженерных работ на атакуемом фронте подполковник Рашевский назначен заведующим этими работами на северо-восточном фронте крепости, а капитан Шварц его помощником. Первый наблюдает за крайним правым флангом, а второй за участком от железной дороги до Орлиного Гнезда. Кроме них на атакуемом фронте следующие инженеры: на форту II Зегденидзе, на форту III Добров, а на укреплении № 3 Затурский.

Сообщают слух, будто международный флот собрался в Чифу... С другой стороны, уверяют, что в эти дни виднелись на горизонте до 15 японских судов.

1 час 45 минут дня. Вскоре после 10 часов произошел за Саперной импанью взрыв и что-то загорелось, в течение часа времени произошли там же еще два сильных взрыва, дым подымался огромным белым столбом и долго держался в виде гриба над местом катастрофы. Несчастье произошло в одной из лабораторий, где было много пироксилину и пороху, заготовленных для фугасов. По месту взрыва японцы открыли огонь, стреляли даже И-дюймовыми бомбами и шрапнелью. Один 11-дюймовый снаряд упал между зданиями Красного Креста и мельницей Тифонтая, взорвался и страшно переполошил всех раненых. В каждую минуту такой снаряд мог попасть и в здание Красного Креста, но этого не случилось. Снаряды ложились, кроме того, в окрестности театра Тифонтая.

На месте катастрофы погибло 50 и ранено 12 человек, из которых 2 уже умерли. Говорят, что и там отличилась отвагой наша пожарная команда и брандмейстер В.

Причина несчастья — та же непростительная халатность, отсутствие опытных рабочих-лаборатористов и невозможность усмотреть за ними.

Сообщают, что и на левом фланге была сегодня подобная же катастрофа, лишь в меньших размерах и с меньшим числом человеческих жертв. Там матросы принесли пироксилиновые [359] шашки для изготовления ручных бомбочек и та же неосторожность.

Новый слух, будто японцы увозят свои тяжелые орудия и наши стреляют им вдогонку; отряды Куропаткина прошли уже Кинчжоу и на Зеленых горах был уже бой.

9 часов 45 минут вечера. В Красном Кресте узнал, что комендант форта I капитан 25-го полка Резанов ранен; не решился пойти к нему, думаю, ему нужен некоторый отдых после пережитых тяжких дней.

5. Сравнительное затишье

[Ivan65]

269 день войны
21 октября 1904 года (3 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра 9° тепла, южный, не особенно сильный ветер. Здесь это обычное явление: при южном ветре лето, а при северном — зима, насколько часто меняется ветер, настолько же часты резкие перемены температуры воздуха.
До 11 часов утра изредка раздавались орудийные выстрелы на позициях; наши суда выстрелили несколько раз. Ровно в

11 часов японцы открыли огонь залпом из 8–10 орудий по городу и стреляли до того часто, что снаряды свистели беспрерывно. В 11 часов 50 минут загорелся инженерный склад материалов; должно быть, горят смола, масло. Вслед за тем загорелась городская читальня и наборная «Нового края». Только в 12 часов 30 минут японцы прекратили небывалый по городу огонь. Японцы еще никогда не выпускали столько снарядов в такое короткое время по городу. Пожарища догорают, дым стелется благодаря ветру низко, и его уносит в море.

У нашего соседа убита снарядом лошадь, о человеческих жертвах не слышно.

Сообщают, что сегодня, в то время когда у нас был парад по случаю 10-летия восшествия на престол государя, японцы праздновали парадом день рождения микадо. В это время «Ретвизан» и «Полтава» или же «Пересвет», а также и Перепелочная батарея послали несколько снарядов по адресу японского парада; по сообщению наблюдательных постов снаряды взорвались среди войск. Этим объясняют жестокую бомбардировку города. [360]

Слух: Балтийская эскадра, состоящая из 90 миноносок, 12 крейсеров и т. д., прибыла во Владивосток.

9 часов 20 минут вечера. По направлению форта II слышна сильная ружейная и пулеметная перестрелка и редкие пушечные выстрелы; быть может взрывы бомбочек.

9 часов 40 минут. Атака прекратилась. Это была или вылазка, или же какое-нибудь демонстративное наступление неприятеля. Сейчас взвиваются боевые ракеты.

Пожарища все еще догорают, но благодаря ясному небу зарева не видать.

М. принес известие, будто прошлой ночью мичман Дмитриев и прапорщик Морозов (говорят, что он инициатор и главное действующее лицо этого предприятия) с «Ретвизана» предприняли вылазку на вооруженном катере, удачно подошли за бухтой Тахэ к японскому контрминоносцу и попали в него миной Уайтхеда. Катастрофа так переполошила японский отряд миноносцев, что те поспешили спасать команду погибающего судна и не заметили уходящий катер; должно быть полагали, что миноносец нарвался на плавучую мину. Катер вернулся незамеченным. Дело молодецкое и должно вызвать новых охотников на такие предприятия.

[Ivan65]

270 день войны
22 октября 1904 года (4 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра +3,5° по Реомюру. Ночь прошла спокойно.
Вчера прибыла джонка с небольшой почтой. Китайцы-Джо-ночники будто ничего не знают ни о делах на севере, ни о Балтийском флоте. Быть может, скрывают от нас приятные известия. Они сообщают, будто японский консул в Чифу кормит всех бедняков-китайцев, прибывающих из Артура, между которыми будто есть много японцев, отрастивших себе косы и носящих китайскую одежду; он, будто, присутствует при ревизии каждой джонки, прибывающей из Артура. Японцы укрепляют окрестности города Дальнего.

Пришедший с позиции Р-в говорит, будто взятый вчера в плен японский гвардеец говорит, что Куроки с остатками своей армии здесь, под Артуром. Оку разбит. Будто японцы оставляют свои передовые окопы. Будто какой-то офицер с Ляотешаня сообщил, что в подзорную трубу видно, как над Кинчжоу рвется шрапнель... [361]

Многие высказывают мнение, что японцы стали стрелять по городу особыми зажигательными снарядами — брандскугелями. Что-то не верится. Кажется, что пожары возникают потому, что дождя не было давно, все высохло и загорается легко, а главное, некому во время бомбардировки затушить пожар в самом его начале. Поэтому не верю ни в какие брандскугеля доброго старого времени, которые начинялись чуть ли не смоленой паклей. При той силе взрыва, какою обладает порох, шимоза, меленит, лиддит и прочие, едва ли может спокойно загореться что-либо такое. Наблюдая за бомбардировкой, не замечал никаких особых взрывов. Впрочем, это дело специалистов.

10 часов 45 минут вечера. Японцы бомбардировали сегодня город и гавань всего в течение двух часов, в два приема, но сравнительно редким огнем.

[Ivan65]

271 день войны
23 октября 1904 года (5 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
Утром 5° тепла; сильный северо-западный ветер, вернее, NWW.
В. узнал, будто вылазка мичмана Дмитриева имела целью взорвать японский (бывший китайский) броненосец «Чин-Иен», державшийся в последнее время в бухте Тахэ. Оказалось, что он освещает вокруг себя прожектором, и его стерегут три миноносца. Луч прожектора скользнул по катеру, но его не заметили. Подойти к броненосцу было почти невозможно, поэтому Дмитриев предпочел потопить миноносец, не рисковать собой и катером без надежной цели.

Л. говорит, что получил из штаба полковника Семенова следующие сведения: японцы увозят куда-то свою полевую артиллерию, также некоторые осадные орудия, вчера ушла с левого фланга вся японская кавалерия.

Что это такое? Все уверяют, что что-то такое есть... Но никто не может сказать, что именно это такое.

Вот горе — наступают холода и темные ночи, а ни топлива, ни света, ни угля, ни керосина нет, и не знаешь, где купить. Свечи пока еще удавалось приобретать, а что будет дальше, не знаем. Съестные припасы все на исходе, много их сгорело в складах Гинсбурга и Экономического общества, у первого было много сгущенного молока и прочего, но он не продавал частным лицам, снабжал лишь портовое начальство. И у Чурина погибло кое-что из съестного. [362]

В городе нет сахара, которого в начале войны много увезли в Маньчжурию. Сегодня хотел купить для раненых карамель или монпансье, нигде не нашел. Рис на исходе, и не знаем, удастся ли еще купить. Недостатка нет лишь в винах и водках. Позор!

У многих, конечно, есть еще огромные запасы солонины и консервов, но ныне все стали черствыми эгоистами и не думают помочь другому даже при явном избытке. Говорят, что интенданты устраивают еще лукулловы обеды и снабжают своих друзей. Но этого мало, большинство нас питается впроголодь. Тут еще наступает холод. Кто-то высказал предположение, что японцы разрушают бомбардировками город потому, что не надеются занять в нем зимние квартиры. Мы радуемся этому как дети, но мы не должны забывать, что японцы все таки еще попытаются завладеть Артуром, 9 ноября будет годовщина первого занятия японцами Артура в японско-китайскую войну, к тому времени нужно ожидать новые штурмы, ужасов будет еще довольно.

А там, в Петербурге, о чем-то философствуют — и до сей поры нет Балтийской эскадры!

Сегодня выпал первый снежок, но это не то что в России, когда там идет снег. Буря с песком и снегом бьет в глаза, снег забивается где сугробиками, а где и совсем его нет. Оказывается, что раненый комендант форта II капитан Резанов застрелился, он вообразил, что лишится ноги, и ему не хотелось быть калекой, оставил записку, что он никуда не годен, а потому и желает покончить с собой.

Жаль офицера, геройство которого уже было доказано многократно. Надо полагать, что это последствия переутомления, перенапряжения нервов в постоянном бою и перестрелках. Случаи, подобные этому, уже бывали.

[Ivan65]

272 день войны
24 октября 1904 года (6 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра 0,5° мороза; утро ясное, буря стихла, небольшой ветерок.
Получил два приказа генерала Стесселя:

«№ 786. 28-го полка Подполковнику Киленину объявляю выговор за неумение представить Церковный парад. Прошу Начальника [363] 7-й Дивизии проследить, чтобы Штаб-Офицер сей постоянно был в строю в должности Командира батальона».
«№ 787. Генерал-Майор Никитин доложил мне об отличном порядке, установленном Комендантом форта № 2–25 Восточно-Сибирского стрелкового полка Поручиком Флоровым на вверенном ему участке и об отличном состоянии людей как у Поручика Флорова, так и у Штабс-Капитана Курдюкова.

Приятным долгом считаю объявить благодарность отличным боевым офицерам 25 Восточно-Сибирского стрелкового полка Штабс-Капитану Курдюкову и поручику Флорову за отличное состояние и геройский дух их команд. Разумеется, люди берут пример со своих Начальников, и, видимо, на форту № 2 не забывают указания Капитана Резанова».

С 9 часов 15 минут утра «Ретвизан» и Электрический утес постреливали. Японцы же бомбардировали Заредутную или же Волчью мортирную батарею И-дюймовыми бомбами и шрапнелью.

С 12 часов 37 минут дня начали бомбардировать гавань 11-дюймовыми и город 120-мм (4-дюймовыми) снарядами.

Сегодня исполнилось 3 месяца с тех пор, как японцы бомбардируют город с суши; а завтра вечером будет 9 месяцев с начала войны. Время идет незаметно, не останавливаясь от того, что на одном из клочков земли совершаются ужасы, что там люди стараются пролить возможно больше крови. Мы так втянулись в эту ужасную жизнь, что будто и не заметили, как прошло время; вот оглянулись и приходится удивляться: неужели прошло уже так много времени? Чередующиеся все новые и новые события и дело, которое удается делать лишь урывками, совершенно исключили возможность скуки.

Пришедший с позиции Н. И. уверял, что «Ретвизан» стрелял по отступающим японцам, а штаб воспретил ему продолжать эту стрельбу — надо-де беречь снаряды для наступающих, а если отступают — пускай, с Богом!..

Слух: новый русский броненосец «Петербург» (?!) погиб, он сел где-то около Чемульпо на мель, там атаковали его японские миноносцы; но прежде чем пойти ко дну (на мели-то!), он потопил 20 миноносцев... Здорово! [364]

Никто не может объяснить, чего этому броненосцу нужно было искать в Чемульпо... Но полагают, что это один из чилийских или аргентинских броненосцев{208}...

Сегодня что-то загорелось в арсенале от неприятельского снаряда, сообщают, что там много раненых среди команды, самоотверженно спасавшей боевые припасы.

Вечером зашел С. и говорит весьма самоуверенно, что японцы раньше чем окончательно отступить из под Артура, постараются основательно разрушить город.

[Ivan65]

273 день войны
25 октября 1904 года (7 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра +3°, утро ясное, тихо. Дым из гавани стелется низко и вместе с туманом застилает северный горизонт — наши позиции.
Вчера говорили, что броненосец «Севастополь» собирается выйти в бухту Тахэ и обстрелять японцев во фланг. По густому дыму из гавани я подумал, что на самом деле некоторые из судов эскадры собираются выходить, и полез на Военную гору посмотреть, что творится в гавани. Там не заметил никакого движения, суда стоят все на своих местах и коптят себе небо.

Многие переезжают на житье в Новый город. В Старом остаются большей частью те, кому некуда переехать и нечего там делать.

8 часов 45 минут вечера. С четверть часа началась небольшая атака в направления форта II, казалось, что бросают ручные бомбочки — много вспышек, но нет орудийного гула. Вслед за тем очень оживилась перестрелка и в направлении форта III и укрепления № 3. Сейчас все затихает. Должно быть, вылазки.

Прошлой ночью не стало капитана Владимира Федоровича Линдера. Он начал было даже поправляться от раны, а умер от отека легких.

[Ivan65]

274 день войны
26 октября 1904 года (8 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра +5°, утро великолепное.
Сообщают, что вчера вечером японцы наступали маленькими отрядами, человек по 5–6; тревожили наши передовые [365] посты, быть может, отвлекали внимание во время перевозки осадных орудий на более близкие позиции.

С восьмого часа Перепелочная батарея открыла огонь по замеченному передвижение неприятельских сил. Вскоре японцы начали обстреливать Золотую гору и вход в гавань 11-дюймовыми мортирами.

М. рассказывает, что на днях один китаец указал ему на двух праздношатающихся по Новому городу китайцев: «Эти люди — худо есть!..» Их арестовали. Вскоре японцы начали обстреливать батареи шрапнелью. По всему вероятно, эти китайцы были присланы японцами для наблюдения за разрывами шрапнели, чтобы пристреляться ею наверняка. Что стало с арестованными и оформлено ли дело так, чтобы их зря не выпустили — не знаем. Если их освободят, то они отомстят доказчику и будут сами впредь осторожнее. Не подлежит сомнению, что китайцы-шпионы сообщают обо всем японцам, их никак не переловишь. Некому наблюдать за ними.

Интересные данные передал нам подполковник Ш., прекрасно знающей подпоручика Крумина, который ранен и находится в госпитале; он его только что навестил. Этот молодой человек, прибывший 25 января в Артур, усердно наблюдал за всем происходившим с самого начала войны, обследовал местность и взвешивал все обстоятельства по своим еще не забытым со школьной скамьи военно-научным теориям, старался приложить эти теории на деле. 27 января он видел проехавших на Ляотешань верхом японца и китайца. Это дало ему повод для всестороннего обследования Ляотешаня, и он пришел к заключению, что японцы прекрасно подготовились для войны на Квантуне, организовали шпионство и прочее, что если охрана берега не будет усилена, то японцы могут легко высаживаться небольшими отрядами, занять Ляотешань, укрепиться и напасть на наши батареи с тылу, с оврагов, которые застроены кирпичными сараями, точно руками японцев. Когда он сообщил о своих наблюдениях старшим офицерам, его просмеяли, лишь подполковник К. одобрил некоторые его соображения. Но когда он стал указывать на то, что на Ляотешане необходимы батареи, притом не около маяка, где их легко сбить, а на высших пунктах кряжа, то ему сказали, [366] что это невозможно, и внушали ему не заниматься делами, не подходящими под его компетенцию.

Он, тем не менее, не переставал обследовать Ляотешань, Угловые и даже Волчьи горы. На многих вершинах, которые могли служить хорошими наблюдательными пунктами или же для установки орудий для далекого обстрела, он нашел сложенные кучи камней, как бы условные метки. Снова возникли у него сомнения — не сложены ли эти кучи камней японцами для ориентировки во время войны? Обо всем он доложил полковнику М. письменно. Тот одобрил проектируемые подпоручиком меры и обещался доложить обо всем генералу Кондратенко, начальнику дивизии. Но время шло, и ничего не предпринималось.

Тогда он решился написать обо всем рапорт коменданту крепости, доказывая, что если мы не будем иметь на Ляотеша-не дальнобойные орудия, то японцы могут завладеть им, поставить там свои орудия, и тогда форт VI и прочие лежащие под Ляотешанем укрепления потеряют всякий смысл, могут быть расстреляны сверху весьма легко и не будут в силах оказать какого-либо сопротивления.

Этот рапорт имел успех, на другой же день была назначена комиссия с генералом Кондратенко во главе. Он представил генералу кроки главной дороги к вершине Ляотешаня. Работы начались и велись энергично под руководством самого Конд-ратенки, а охрана горы, недопущение китайцев на вершину были вверены им подпоручику Крумину, указавшему в своем рапорте на необходимость этой строгой охраны и производство работ без присутствия рабочих-китайцев, чтобы то, что делалось на вершине, так и осталось загадкой для всех желтолицых, которым доверять было нельзя. Никто из них не был допущен ближе чем на версту от вершины{209}. Этим отчасти можно объяснить то, что японцы и посейчас держатся в почтительном отдалении от Ляотешаня и, видимо, не думают атаковать его.

Это небольшой пример того, что совсем молодой офицер, не увлекающийся ни вином, ни картами, ни женщинами, а лишь [367] своим делом, сколь узка бы ни была его компетенция, может принести делу некоторую пользу, может усмотреть то, что ускользает от внимания других, старших, в массе других вопросов. Можно сказать, что если бы каждый офицер обследовал окрестности крепости настолько же усердно, то дело от этого выиграло бы много.

Японцы обстреливали и мелкими, и крупными снарядами вход в гавань, стоявшие там сторожевые суда, их уводили за Маячную и за Золотую гору; один 11-дюймовый снаряд попал в канонерскую лодку «Отважный», другой попал в затопленный брандер, причем взрыв был ужасен; должно быть, в нем взорвалась (детонировала) заложенная японцами мина.

Все еще сообщают, будто полковники И. и С. уверяют, что японцы увозят свои осадные орудия за Волчьи горы.

Балтийский флот будто вышел лишь 20 сентября.

[Ivan65]

275 день войны
27 октября 1904 года (9 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
Утро великолепное, теплое.
Т. провел прошлую ночь на форту II; там ожидали новый пролом — приготовились, ночь прошла очень тревожно, но ничего не было.

Узнал интересную новость. Снарядов к мортирам (11-дюйм.) на Золотой горе осталось всего несколько десятков, поэтому решили пускать в ход японские невзорвавшиеся, которых валяется везде много. Приспособили и попробовали — удачно. Теперь занялись этим серьезно; собрали около 300 японских снарядов, отвинчивают ударные трубки, исправляют, налаживают пояса и стреляют ими.

Будто только один из них не взорвался в расположении японцев, у Кумирнского редута. Сейчас японцы могут узнать, по клеймам на донышке, что их обстреливают ихними же снарядами.

[Ivan65]

276 день войны
28 октября 1904 года (10 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра +8,5° по Реомюру, пасмурно.
Сегодня «Новый край» вышел вновь. Оказывается, что при катастрофе одна небольшая ножная печатная машина — американка уцелела настолько, что оказалось возможным ее исправить. Где-то в портовых мастерских исправили ее. Из разбитого [368] и рассыпанного шрифта собрали столько, что хватит на газету небольших размеров. Редакция перебралась в Новый город, нашла там себе помещение в новом, не совсем достроенном доме. Хотя в газете и нет ничего нового из внешнего мира, все же есть что почитать; описываются события, которые немыслимо подвести под статью «военная тайна», помещаются некрологи павших офицеров и все то, о чем имеются сведения и о чем разрешается писать. Она оживляет жизнь осажденных. Японцы обстреливали сегодня Соборную гору, гавань, город, укрепления левого и правого фланга с 10 часов утра до сумерек, но довольно редким огнем.

[Ivan65]

277 день войны
29 октября 1904 года (11 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра всего 2° тепла, легкий, низко стелющийся туман; дым клубится и расстилается в этом тумане над городом, словно над огромным пожарищем.
Японцы бомбардировали город и порт до полуночи; иногда снаряды падали совсем близко — земля вздрагивала. В полночь лег спать и уснул крепко, как ни в чем не бывало.

Сообщают, что японцы ночью опять наступали человек по десять — тревожили наших, и наши отвечали тем же.

С 8 часов 30 минут утра японцы начали сильно обстреливать Золотую гору, должно быть, обозлились на нее за то, что она посылает им японские же 11-дюймовые бомбы. Много снарядов рвалось на северном склоне горы, все выше и выше к батарее и сигнальной станции; но когда по ходу пристрелки должны были начаться попадания, снаряды стали перелетать через гору, падали в море. Не слыхать, чтобы были попадания на самой горе. Очевидно, очень трудно попадать в небольшую площадь вершины.

Пепепелочная и Крестовая батареи усердно отвечали японцам.

Потом японцы обстреляли Перепелку и склон ее к Мертвому углу и в то же время западный бассейн, стоящие там пароходы и берег около минного городка. На одном из пароходов начался от попавшего снаряда пожар; несмотря на сильный обстрел, пожар потушили вскоре, видно было, как там суетились люди, а кругом то и дело вздымались огромные красивые столбы воды от падения и взрывов 11-дюймовых снарядов. [369]

Японцы, вероятно, подбираются стрельбой к лабораториям на Тигровом полуострове.

Н. И. Р., пришедший с позиций, говорит, что солдаты страшно измучены работами: нужно заготовлять ручные бомбочки, копать окопы, строить блиндажи и нести сторожевую службу. В мирное время ничего не подготовили. Люди ослабли от плохого питания.

В последнее время во время бомбардировок на Золотой горе стали вывешивать флаги, указывающие, в каком районе падают неприятельские снаряды.

[Ivan65]

278 день войны
30 октября 1904 года (12 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
Начало подготовки к сдаче.
В 8 часов утра Н» тепла, пасмурно. Ночь прошла совсем спокойно, утром на позициях совершенно тихо.
На днях один из офицеров 13-го полка, находившийся все время на передовых позициях, сказал товарищам, что он намерен покончить с собой — надоело, но чтобы самому не стреляться, влез на бруствер, и японские пули сразили его наповал. Товарищам, не поверившим его намерению, пришлось лишь констатировать уже совершившийся факт. Нервы надорваны постоянными картинами смерти, увечья и крови, бессонницей, всегда тревожным состоянием.

Ш. рассказывает, что были случаи, когда весь груз джонки — муку и прочее — забирали и не уплачивали ни гроша. Вот почему к нам не приходят джонки с припасами.

Сегодня мне опять говорили, что иногда матросы и солдаты начали мародерствовать; орудуют пока по пустым, брошенным хозяевами квартирам и складам. Впрочем, говорили, что чины полиции занимаются этим давно; не знаю, насколько тут правды.

Одновременно с проявлением все большего мужества, равнодушия к ужасам, встречаются и противоположные явления — беспричинная трусость, какая-то полная безнадежность. Так, сегодня встретил знакомого М. — он бледен, растерян, подавлен или очень нездоров. Спрашиваю, что с ним такое? [370]

Говорит, был в штабе генерала Стесселя, там какая-то ерунда — уже четвертый день, как заготовляют все бумаги к уничтожению...

— Вздор! — говорю ему, — это еще ничего не означает. Давно следовало приготовиться на всякий случай, прибрать, припрятать важные бумаги, закопать их в землю, но не уничтожать. Этого быть не может.

Молчит и смотрит тупо в землю.

Говорю, что он напрасно видит в этом что-то особенное.

— А вы разве верите, что японцы не возьмут Артур? — спрашивает он меня полушепотом, как бы не доверяя сам себе.

— Верю! Почему же не верить?

— А что же они там, в штабе, трусят?

— Что вы на них там смотрите! Они там трусили уже сколько раз...

М. пошел дальше, будто успокоившись.

Зато мне пришлось задуматься: что же это такое? Они там должны лучше знать положение дел. По-моему, Артур устоит, должен устоять, пока откуда-нибудь не подоспеет помощь, покуда есть возможность держаться; японцы еще ничем таким не овладели, что могло бы грозить крепости падением.

Факт, характеризующий штаб района и генерала Стесселя, храбрившегося только на бумаге, на самом же деле уже начавшего приготовляться к сдаче крепости. Факт этот обрисовался мне еще ярче, когда я впоследствии добыл записку генерала Фока от 21 октября, поданную им генералу Стесселю и доказывающую необходимость начать постепенно отдавать крепость неприятелю, очищая укрепление за укреплением. Записка очень длинная, какие генерал Фок обыкновенно любил составлять, поэтому привожу лишь часть ее, достаточную для того, чтобы ознакомиться с характером ее автора и с его талантом освещать дело так, чтобы его мнение казалось дельным и честным.

«21 октября 1904 г. Кр. Артур. ЗАПИСКА
Осажденную крепость можно сравнить с организмом, пораженным гангреною. Как организм, рано или поздно, должен [371] погибнуть, так равно и крепость должна пасть (?){210}. Доктор и Комендант должны этим проникнуться с первого же дня, как только первого позовут к больному, а второму вверят крепость (?!). Это не мешает первому верить в чудо, а второму в изменение к лучшему хода внешних событий. Вера эта для Коменданта еще более необходима, чем для доктора, лишь бы она не усыпляла его деятельности с первого момента. Гангрена поражает организм с его конечностей, например с пальцев ног. Доктор должен своевременно удалить пораженную часть.

Задача доктора сводится к тому, чтобы продлить существование организма, а коменданта — отдалить время падения крепости. В этом весь трагизм [?!) их положения, особенно последнего.

Доктор не должен допустить скоропостижной смерти, равно как комендант — неожиданного падения крепости, по непредвиденной случайности. Организм должен погибать постепенно, начиная с оконечностей; так равно падение крепости должно идти постепенно, начиная с ее внешних верков. Успехи, как первого, так и второго будут зависеть от того, насколько первый своевременно удалит поврежденный член, а второй оставит атакованную часть (?!). Задача эта не из легких — доктору надо иметь верный взгляд, чтобы определить тот момент, когда орган для организма делается более вредным, чем полезным; но этого одного еще недостаточно, так как в этом надо убедить и организм, без согласия его ведь нельзя произвести операцию (?!]. Кому хочется расстаться с ногой, глазом; другому кажется лучше расстаться с жизнью, и доктору надо убедить, что и без ноги можно обойтись и даже с американской искусственной ногой и плясать будешь (!). Коменданту не легче; ему надо также иметь верный взгляд, чтобы он мог вовремя оценить, чтобы данный пункт выжал все, что он мог выжать от атакующего и что с той минуты перевес переходит уж на сторону врага, что наступает время его жатвы. Искусство и состоит вовремя уйти от подготовленного им удара и тем самым дорого продать ему его успех [?!). Надо помнить, что бои в крепости должны носить на себе дух боев [372] арьергардных{211}, что однако не всегда и не всеми сознается, тем более, что итоги этих ошибок подводятся не тотчас же, как в поле, а, как говорится, когда приходится строиться к расчету. Но, кроме глаза, Коменданту надо иметь и характер и, пожалуй, более, чем доктору, которому приходится побороть другого, а Коменданту самого себя, — а что может быть труднее этого? Ум и совесть говорят «оставь», а самолюбие и азарт [!) говорят «дерись»; а еще и то видишь, что теряешь, не знаешь, чем его заменить, какой американской ногой{212}. В докторском каталоге все это есть, а в Комендантском нет ничего; надо брать все из своего ферштанда (?!].

Доктор отделяет пораженные органы, чтобы не потратить на них напрасно жизненные соки, приберегая их для сердца (?!). Комендант оставляет постепенно периферию крепости, чтобы сберечь силы для ядра [?]. Длина оборонительной линии должна соответствовать силе гарнизона...

Ни один доктор не станет пытаться удаленный им орган, будь это хоть зуб, по ошибке вырванный, вновь приобщать к организму. Так равно ни один Комендант не будет тратить силы гарнизона для того, чтобы отбить отданное противнику укрепление, хотя бы оно было отдано и не по воле Божьей, а по беспечности (!). И это по одному тому, что не было примера, чтобы такого рода попытка увенчивалась успехом (?!). Под Севастополем крепко держались за то, что имели; но раз отдавали, отбивать не пытались: редуты Камчатский, Селенгинский и Волынский тому могут служить примерами. Осман-паша, знаменитый защитник Плевны, тоже ничего не отбивал, а только, теряя одно, спешил подставить под наши удары другое; так, зная, что мы возьмем Гривицкий редут, он подготовил для нас такой же другой, окрестив его именем Гривца № 2, чем и отбил нашу охоту к атакам{213}. Долго ли держался бы Осман-паша, если бы пытался со своею сорокатысячною армией отбивать от нас свои редуты? Он берег людей, и они отслужили ему службу лопатою. [373]

Доктору, чтобы с успехом выполнить свою задачу перед организмом, недостаточно иметь верный глаз и руку, и ему надо уметь заставить своих ассистентов строго относиться к своим обязанностям, а также знать до мелочи их черную работу и уметь руководить ими во время этих работ. К чему послужит отлично сделанная операция, если ассистенты неумело ее зашьют, или, по оплошности, забудут вынуть из раны нитку или кусочек ваты. Тут обыкновенно один конец — смерть{214}.

Тоже и коменданту недостаточно выбрать место для укрепления и указать род самого укрепления; ему надо знать и черную работу. К чему послужит укрепление, если его бойницы не приспособлены для успешной борьбы с ружейным огнем противника, если эти бойницы не прикрывают стрелка, а, напротив, выдают его. Немцы смотрят, что при нынешнем огне можно идти летучею сапою только до 800 метр. Раз бойницы устроены дурно, они обыкновенно закладываются камнями и завешиваются тряпками; правильного ружейного огня из укрепления не ведется (?!). Стреляют обыкновенно только любители; стреляют поверх бойниц, для чего им приходится чудно примащиваться, чем они и обращают на себя общее внимание и делаются знаменитостями. Мне пришлось видеть так чудно примостившегося матроса, который на одной ноге и на одном локте более часа вел стрельбу, — дал за такой фокус [?!] рубль.

На любителях не выедешь. Весь гарнизон обращается в пассивное оружие, так сказать, орудие противоштурмующее, т. е. гарнизон начинает действовать, когда противник прекращает огонь и бросается в штыки. Таким образом укрепление далеко не выполняет своего назначения, так как дает возможность безнаказанно подойти противнику (?!] на 30 м, чего не было и при гладкоствольном оружии, а не говоря про штуцера. В Севастополе{215} враг более 60-ти саженей не подходил»...

И так далее, рацея в том же роде, посредством которой он пытается убедить, что пора отдавать укрепление за укреплением [374] и сдать всю крепость потому, что генералу Фоку надоело воевать...

Замечательно ловко указывает он на необходимость подготовить к этой операции гарнизон, без согласия которого это немыслимо, тем более, что солдаты уже возмущались не раз:

— Не хочет ли начальство уже отдать крепость японцу?..

От внимания солдат не ускользнуло двусмысленное поведение генерала Фока и его покровителя Стесселя, начиная с Кинчжоуского боя, вплоть до несвоевременной присылки резервов во время августовских штурмов.

Мне передают из верного источника, что генерал Стессель имел эту записку Фока при себе на многих заседаниях военного совета, но не решился доложить ее, чувствуя, что она не встретит одобрения со стороны подавляющего большинства (за исключением присных Стесселя). Он знал, что если он предложит начать сдавать крепость, то комендант и Кондратенко могут арестовать его как изменника.

Но раз Фок убеждал в необходимости сдавать крепость, то, несомненно, грозила опасность. Так думали у Стесселя и в его штабе. Тем, кто получил — ни за что, ни про что — высокие награды, не хотелось быть убитыми.

К чему тогда все награды, слава героев?

Генерал же Смирнов уже высказался, что крепость должна держаться, хотя бы всем генералам пришлось положить свои головы за Отечество... А Кондратенко говорил все одно — драться до последнего патрона, до последнего штыка.

Вот почему в штабе трусили, как о том передал М.

7. Мелочи и совсем не мелочи
Еще инцидент с газетой. Вчера адмирал Григорович прислал в редакцию «Нового края» письмо, в котором ставит на вид, что в газете печатается зачеркнутое им как цензором морского района, в «известиях «Нового края» (сведения о ходе событий для этого отдела даются начальником штаба генерала Стесселя полковником Рейсом, т. е. они из официального источника), что уже неоднократно печатались вредные (?!) для нас сведения... [375]

Что в этих сведениях вредного, так и осталось тайной для всех. Ясно, что при таком усердии господ цензоров двух ведомств в газете можно будет печатать лишь всегда одну и ту же фразу: «Все обстоит благополучно»...

П. передает маленький инцидент из штаба генерала Стесселя. Так как в последнее время генерал Стессель воспретил производить вылазки без его разрешения, то каждый раз предварительно докладывают ему о задуманном предприятии. На этот раз генерал Горбатовский объяснял ему на плане готовящуюся вылазку. Генералу Стесселю вздумалось изменить план действий по своему усмотрению.

— Нет, ваше превосходительство, — будто сказал на это Горбатовский, — так нельзя. Пальцем по плану можно произвести все как угодно, а на деле только так, как я о том сейчас доложил вашему превосходительству...

Пришлось согласиться.

[Ivan65]

279 день войны
31 октября 1904 года (13 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра +8° по Реомюру; пасмурно, ветер, дождь тучами, но лишь порывами.
Сообщают, что ночью была удачная вылазка около укрепления № 3, наверное, вышибли японцев из ближайшего окопа и засыпали его. Такие дела большого значения не имеют, но все же замедляют осадные работы японцев, наносят им урон.

Около 6 часов утра оживилась канонада и перестрелка в том же направлении, но ненадолго.

Рассказывают, что третьего дня один наш миноносец, выходивший в море, наскочил на японскую мину, ему оторвало всю корму. Притащили на буксире в гавань.

Получил несколько приказов генерала Стесселя. Из них интересны в том или ином отношении следующие.

«№ 797(27 октября, экстренно). Объявляю глубочайшую благодарность инженеру Подполковнику Рашевскому за его беззаветную деятельность на самых опасных местах атакованного фронта».
«№ 798. Вновь указываю и приказываю, чтобы на всех участках инженеры жили, а на атакованном фронте на вр. укр. № 3, фортах № 2 и 3 постоянно жили инженеры и давали все решительно [376] указания и вели бы работы постоянно, а не приходили бы как гости. — Наши строевые офицеры не специалисты и, разумеется, не могут справиться с задачами без постоянных указаний, теперь же каждый час дорог, вы видите, что теперь японцы стреляют мало, что это значит? Значит это, что у них еще не подвезены снаряды, надолго ли? Нам это неизвестно, а потому и гоните работы, пока возможно».

«№ 811 (31 октября). Ввиду незначительного количества консервов, предписываю крепостному Индентанту: 1) Отпуск консервов в войска прекратить с 30-го октября; 2) Имеющиеся консервы отпускать только для больных в госпиталях по расчету 1/2 банки в день на человека в течение пяти дней в неделю и два дня конское мясо по 1/4 фунта на человека, г.г. Офицерам, находящимся на позициях, отпускать ежедневно 1/2 банки на человека; 3) На довольства остальных нижних чинов выдавать конское мясо четыре раза в неделю по 1/4 фунта на человека».

Кто-то сказал крылатое слово, которое слышишь теперь всюду:

— У японцев Того, а у нас никого...{216}

СИ часов дня ветер перешел в бурю и стало прохладнее, под вечер пошел дождик. Весь день был слышен редкий грохот орудий, но трудно сказать, стреляли ли японцы по городу и гавани. Буря не давала различать, кто и куда стреляет. Быть может, стреляли и по городу.

Пришла Т. М. и рассказывает про порядки, вернее — про отсутствие таковых в № 8 запасном госпитале (бывшей городской больнице), в котором лежит ее раненый муж. Там недостает многого, самого необходимого для ухода за тяжелоранеными, например, в палатах для нижних чинов нет ни одного подкладного судна, всего там одна сиделка, и та приходит лишь на ночь, в остальное время раненые сами помогают друг другу, насколько в силах. Два слабосильных солдата, раны которых [377] уже зажили, но которые неспособны к строевой службе, ухаживают за другими особенно усердно, но утомляются при этом в такой степени, что когда они уснут, то уже не слышат стонов и криков тяжелораненых.

Порядки в наших полевых госпиталях заставляют желать много лучшего. На должной высоте находится лишь Красный Крест. Лучше других казенных госпиталей поставлен Сводный госпиталь и, пожалуй, еще № 10 (бывшая городская гостиница); впрочем, о том, где лучше и где хуже, могут верно судить лишь специалисты. Говорят, что везде худо. Сравнительно хорошо обставлен офицерский госпиталь морского ведомства.

Думается, что государство, если оно не может поставить военно-медицинское дело на должную высоту, не должно бы вообще воевать; это нужно бы обусловить международным соглашением. Впрочем, таким же соглашением следовало бы вменять в обязанность воюющих держав полное обеспечение после войны всех искалеченных на войне, лишившихся трудоспособности. Это обеспечение должно было быть оказано не в виде какой-то милости, снисхождения, подачки, а стать должным и бесспорным правом каждого, имеющего на то причины. Это обеспечение — сознание солдата наперед, что если он будет искалечен, то все же ему не будет грозить в будущем крайняя нужда и даже голодная смерть, — придавало бы каждому из них более нравственной стойкости, готовности жертвовать собой для Отечества.

Мне могут возразить на это, что во время боя не приходится задумываться над этим, что русский солдат и без того охотно жертвует собой. Но это-то обстоятельство, по-моему, еще сильнее подчеркивает долг государства пред теми, кто стал жертвой войны, хотя и остался в живых. Семьи же павших на войне, лишившиеся кормильца, должны быть также обеспечены{217}.

Следовательно, всякое государство, прежде чем решиться на войну, должно бы взвесить, в силах ли оно не только дать на [378] войну необходимый материал людьми, оружием и прочим, но в силах ли оно, кроме того, обеспечить существование всех тех, которые так или иначе могут быть обездолены войной. Если нет, то оно не имеет права разрешать свои споры посредством войны.

Помимо недостатка в пищевых продуктах нам приходится привыкать к попортившимся продуктам. Первое явление было — затхлый в большей или меньшей степени хлеб, потом пришлось довольствоваться и прогоркшим маслом и мясом, и солониной с душком; теперь и рис, и манная крупа пахнут плесенью. Как еще Бог хранит здоровье!

8 часов 40 минут вечера. На дворе темень, буря воет и стучит по крышам и заборам оторвавшимися досками; таких оторвавшихся досок везде вдоволь, где они оторваны снарядами, а где здания и заборы требуют починки, разваливаются; теперь некому их починять, да и к чему?

На позициях идет редкая орудийная пальба, видны вспышки, но не знаешь, что там творится. Быть может, там под покровом темноты и пыли, несомой бурей, творятся ужасные вещи — идет жестокая рукопашная борьба, а ручные бомбочки и фугасы, быть может, довершают там этот ад. Не дай Бог, если бы японцам вздумалось сейчас серьезно наступать одновременно в разных местах! Впрочем, холод, темень и буря и им непривычны.

Пришел С. и сообщает, что по направлению Пресного озера только что просвистел 11-дюймовый снаряд.

Не слыхать ни свиста, ни падения, ни взрывов. Так-то лучше — будто нет ничего.

[Ivan65]

280 день войны
1 декабря 1904 года (14 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра — 0,5° по Реомюру. Буря утихла к полуночи, утром было совсем тихо; сейчас поднялся небольшой ветерок, но прямо с севера и режет холодом лицо.
Снова пронесся слух, что будто около Кинчжоу происходит бой. Говорят, что, по сообщению какого-то очень правдивого китайца (имеющего уже медали за оказанные нам услуги), японцы укрепляли в последнее время Тафашинские высоты. Одни допускают полную возможность этого боя, другие сомневаются. [379]

Пришедший с форта III артиллерист уверяет, что сейчас японцы не в силах взять Артур.

Сообщают, что какие-то китайцы принесли депеши в бамбуковых палках, но не могут сказать, что в этих депешах.

Г. говорит, что на днях пострадал не один, а несколько миноносцев. Говорит, что достоверно то, что «Скорый» погиб, а у «Сильного» оторвало корму. На последнем будто погибли спасенные с первого раненые: мичман Соколов, механик Носович и трое матросов, помещенных в кают-компании.

Ко мне зашел по делу артиллерийский фейерверкер, участвовавший 17 октября в отбитии штурма на Куропаткинский люнет.

— Ох, и поливали они нас тогда артиллерийским огнем, — рассказывает он, — не знаю, как мы еще уцелели; положим, не много нас осталось. Когда начальник скомандовал «по местам», я должен был стать у скорострельного орудия, заряженного картечью. Гляжу — японцы уже у проволочного заграждения; офицер ихний машет шашкой и кричит что-то. Я — раз — и как под метелочку... Но уже другая колонна тут как тут, успей только заряжать и стрелять. Положили их там множество, тем временем японцы налегали на другой угол люнета и было уже взобрались там на бруствер, с ними разделались штыками. Тогда они оставили нас в покое, но, глядим, другие колонны лезут на Литербу{218}; начальник скомандовал винтовками к брустверу; пушку мою увезли к форту III отбивать там штурмовые колонны. Мы залегли и расстреливали их; пока колонна дошла до бруствера, уцелевших было не больше 15 человек. Их оттуда вышибли штыками. Вся дорога к батарее устлана трупами. Убегавших назад мы также расстреливали.

Он рассказывает ровным, спокойным голосом, как будто в этом не было ничего особенного:

— Как под метелочку!.. [380]

Ужасно! Десятки, сотни людей были сметены картечью в один миг с лица земли, вычеркнуты из книги живота, корчились там в предсмертных судорогах. Но не до них было солдату, а знай только заряжай — и снова «раз»!

Массы людей лишаются в миг драгоценнейшего их достояния — жизни — из-за того, что государства не могут разрешить свои споры мирным путем, — потому, что их интересы диаметрально противоположны; а это происходит оттого, что на свете еще преклоняются пред правом сильнейшего, — что человечество еще не развилось нравственно до такой высокой степени, чтобы презирать это гнусное «право», — чтобы преклоняться лишь пред справедливостью.

А мы воображаем себя нередко чуть не полубогами!..

[Ivan65]

281 день войны
2 декабря 1904 года (15 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра +1° по Реомюру. За ночь выпал снежок.
Сегодня объявлены два экстренных приказа генерала Стесселя:

«№ 814. 26-го В. С. Стрелкового полка 4-й роты стрелок Егор Третъяков убит на Укреплении № 3 вчера 31-го октября с. г.
Я помню Егора Третьякова; он бежал из своего Звенигородского полка, пробрался в Артур и за побег из полка был переведен в разряд штрафованных. Я недоверчиво отнесся к его заявлению о том, что он, желая драться, убежал. Служба его, полная отваги, показала, что он говорил правду, штраф ему был прощен; командир полка полковник Семенов уже представил его к Георгиевскому кресту, и, разумеется, он бы по заслугам носил его, но Бог распорядился иначе, вчера, 31-го октября на Укреплениии № 3 вражеская пуля уложила молодца на месте. Царство тебе Небесное, Герой Егор Третьяков, об упокое души твоей будем молиться Богу, а грехи человека ты искупил своей геройской смертью. По предоставленной мне Высочайше власти я пожаловал тебя еще 30-го октября знаком отличия военного ордена 4-й степени, но ты об этом не узнал{219}. Родные и родина [381] будут тебя чтить, а славные Звенигородцы простят твой поступок, за тебя я прошу у них прощения».

«№ 816. По полученным сведениям японцы занимают Ляоян, но южнее Ляояна на запад от Ташичао находится значительный отряд нашей кавалерии, а на юг от Ташичао по направлению к Порт-Артуру движется значительный наш отряд из пехоты и артиллерии. Японцы намерены еще атаковать Порт-Артур, а потому нам надо не зевать и тщательно готовиться, дабы, при помощи Божьей, вновь дать славный русский отпор, учить Вас этому нечего — я только напоминаю».

Последний приказ нам очень благоприятен; но к нему относятся скептически.

В одной телеграмме, опубликованной в полученной из Чифу иностранной газете, сообщается из Петербурга, что адмирал Вирениус настаивает на необходимости освобождения Артура посредством флота. Это как бы противоречить приказу, ибо если предпринято освобождение с суши, то помощь с моря Артуру пока не нужна. Было бы другое дело, если бы было сказано, что нам необходимо завладеть морем и флот посылается только для этой цели.

Разбираемся с этим вопросом на все лады. Кто-то говорит, что пока придет флот, это такая долгая история, что до той поры можем все успеть помереть с голоду и что ему думается, что адмирал Алексеев все еще настаивает на необходимости скорейшего освобождения Артура. Нельзя же допустить падения крепости! Другие возражают, что таким настаиваньем можно лишь расстроить весь разработанный план кампании Куропаткина, который знает, что он делает... Говорят, что даже не важно, если бы пал Артур, а тем временем была бы выиграна сама кампания.

— Положим, — говорит с раздражением в голосе полковник П., — я не знаю, какой это там у Куропаткина разработан план, но весь ход событий пока не утешает меня нисколько. Когда Куропаткин прибыл в армию, то первым долгом отступили из Кореи, потом отступили с Ялу, далее с Фынхуанчена, с Инкоу, с Ташичао и — наконец — с Ляояна. Докуда мы будем отступать, не понимаю; также не понимаю, как можно побеждать [382] посредством отступления! Например, и у нас все отступали: с Кинчжоу, с Зеленых и Волчьих гор, но я не вижу, чтобы этим улучшилось наше положение. Еще одно отступление Куропаткина и — нечего думать о какой-нибудь выручке Артура.

Ему возражают, что очень может быть, что понадобится и пожертвовать Артуром...

— Как вам угодно, — разводит П. руками, — но в таком случае мы потеряем весь свой престиж на Дальнем Востоке; японцы укрепятся здесь и на Кинчжоуском перешейке так, что их ничем не сшибешь с места — укрепятся не по-нашему и ни за что не отдадут нам Артура.

— Но Куропаткин же знает, что он делает!

— Эх, не слушал бы! — горячится старик. — Мы не знаем, знает он что или не знает. Я говорю, что его тактика не нравится мне с самого начала, и я не верю в нее! Но вот чему я удивляюсь: я знаю, что наместник высказался с самого начала войны, что не следует японцам уступать ни пяди земли без самого упорного сопротивления; знаю, что он не только знает значение Артура, но и любит его. Но почему он не мог настоять на подаче помощи нам, не могу понять — он все же главнокомандующий!

— Не забудьте, что Куропаткин — самостоятельный командующий армией и не особенно-то подчинен наместнику, — замечает Л., ярый поклонник Куропаткина. — Не может же он подчиняться адмиралу! Это само собою разумеется.

— Ничего не вижу тут самого собою разумеющегося, — огрызается П. с нескрываемым сарказмом. — Быть может, что моя башка отказывается мыслить, но я до сей поры не могу понять таких вещей, как самостоятельный командующий, который все еще не проявил ровно никакой активной инициативы, не подчиняется главнокомандующему, у которого несомненно больше энергии. Не понимаю также, как и то — почему понадобилось поставить здесь над комендантом высшего начальника, не предусмотренного никакими законоположениями. Все это вне закона!

Китайцы сообщают, что японцы разгружают в бухте Луизы какие-то пароходы и джонки. Быть может, эти суда были предназначены нам и перехвачены японскими миноносцами. [383]

Впрочем, и они сами могут подвозить провиант и снаряды прямо сюда, чем возить через Дальний.

Японцы обстреливали сегодня город и гавань с 1 часу до 4 часов, не слыхать, чтобы что-нибудь набедокурили.

[Ivan65]

282 день войны
3 декабря 1904 года (16 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра — 0,5°, облачно, но иногда проглядывает и солнце. Снег пристыл.
Встретил солдата с позиции. Говорит, что японцев осталось здесь очень мало; на левом и правом фланге почти совсем пусто. И орудий осталось у них здесь всего несколько; из них-то и стреляют по городу и гавани. Но он не вполне доверяется этому. Как бы, говорит, не кинулись вдруг в такое место, где их не ожидают.

Был в Новом городе и попал там под бомбардировку. Первый снаряд пролетел так низко над головой, что, казалось, чуть не задел шапку. Пришлось стать под ближайшую стену. Стал неудачно — шагах в 30 упал снаряд и разорвался. В этот момент вспомнилось, будто следует ложиться на землю, чтобы осколки не задели. Какой вздор! Покуда ляжешь — это уже поздно.

В течение 55 минут японцы пустили по городу 19 снарядов, а потом перенесли огонь на Старый город и обстреливали его довольно долго.

Передают, что в госпитале на Тигровом полуострове (кажется, № 11), куда в последнее время перевели большинство больных дизентерией, тифом и цингой, умирают ежедневно не меньше 15 человек. Обстановка и порядки, говорят, там незавидны, чтобы не сказать из рук вон плохи.

Вес эти ужасные болезни, пожирающие столько жертв, происходят главным образом от плохого питания.

Дизентерия началась первой. И мудрено ли, когда солдат стали кормить даже прогоркшим бобовым маслом, как это было видно из одного из приказов генерала Стесселя.

Говорили, что среди войск появился брюшной тиф; врачи же утверждают, что это не что иное, как голодный тиф.

Цинга возникает также главным образом на почве недостаточного питания и отсутствия растительной пищи. С ней бороться легко при помощи того же питания, которого у нас недостает. [384]

За что, спрашивается, гибнет такая масса людей, за что крепость лишается стольких защитников?

Ответ на это один — из-за наших порядков, из-за того, что начальство наше не заботится, не желает заботиться об интересах дела, заботится лишь о своих личных делишках и выгодах!

[Ivan65]

283 день войны
4 декабря 1904 года (17 ноября по новому стилю)
ПОМНИ ВОЙНУ
В 7 часов утра 2° мороза, утро солнечное, ясное. Военный корреспондент Е. К. Ножин отправился на днях на миноносце «Расторопный» в Чифу, ему помогли в этом комендант и морское начальство, чтобы ему избавиться от преследования со стороны генерала Стесселя. В последние дни его усердно разыскивали жандармы. Генерал Стессель, чтобы обезвредить этого корреспондента, который может написать сообщения, далеко не благоприятные для первого, обвиняет его чуть ли не в шпионстве. Будто этим путем вся ложь сразу станет правдой и правда ложью!..
Готовы, кажется, повысить человека, лишь бы он не сообщил о том, что было на самом деле.

Вчера во время бомбардировки Нового города ранен офицер и контужен священник 5-го полка.

Кажется, уже в сотый раз повторяются слухи о том, что Балтийская эскадра прошла во Владивосток и — что порт-артурская эскадра получила приказание выйти к Кинчжоу.

Говорят, будто крейсер «Всадник» или другая такая же малоценная «посудина» ушел в Чифу, значит, решили в случае чего пожертвовать им. Но не понимаю, что за нужда жертвовать даже таким судном. Ушел же на днях в Чифу «Расторопный» и увез официальную почту!

Зашел М. А., он слышал, будто прапорщик флота Дейчман вернулся из Чифу и привез известия, подтверждающие приказ от 1 ноября о том, что Куропаткин наступает.

Японцы обстреливали батареи левого фланга и Перепелоч-ную, наши батареи стреляли целый день. По направлению форта V, будто к Голубиной бухте, одно время была слышна частая пальба из мелких, полевых или горных пушек. Что там творится, не знаю.

С конца октября отряду крайнего левого фланга (капитана Романовского) приказано сильно укрепиться на горке между [385] большой и малой Голубиной бухтами и оказать самое упорное сопротивление, так как левый наш фланг вообще ослаблен и нужно предотвратить прорыв в этом месте японцев, противопоставить им хотя что-нибудь. Хорошо, что они еще серьезно не наступали в этом месте. Форт V все еще не совсем достроен, а про форт VI и говорить нечего.

Когда я вернулся в Старый город, то узнал, что здесь была сегодня довольно жестокая бомбардировка до самых сумерек. Разрушено несколько фанз. В соседстве нашем, за греческой столовой, снаряд попал во вход в блиндаж, убил одну женщину и ранил трех человек. В типографию Иогансона попал опять снаряд, это уже в который раз — только успеете убрать развороченное, заколотить окна и крышу, как снова попадает снаряд и превращает все в груду обломков.

Вечером был в госпитале и беседовал с участниками боев на Зеленых горах. Разговор коснулся и отступления капитана Лопатина с Куинсана.

В то же время, оказывается, на горе Уайцелаза была охотничья команда под начальством прапорщика запаса Диатроптова{220}. Японцы начали наступать по долинам в больших силах и, таким образом, отряд на вершине Уайцелазы был обойден ими с двух сторон. Положение было таково, что горсти людей нельзя было и думать оказать сопротивление. Отряд этот считали уже погибшим, когда генерал Кондратенко получил записку Диатроптова, чтобы ему разрешили отступить. Конечно, Кондратенко послал тотчас приказ отступить, но не надеялся, чтобы это удалось. Диатроптову удалось организовать отступление так, что он не потерял при этом даже ни одного человека.

Говорят, что положение отряда капитана Лопатина на Ку-инсане было тождественно с отрядом Диатроптова на Уайцелазе, но он не должен был отступить, не получив на то приказания. Юридически это так. Вину Лопатина увеличивало то, что Куинсан оказался ключом позиций, чего не признавало до этого наше начальство... А разница в этих двух случаях та, что отряд Диатроптова был в районе генерала Кондратенко, который распоряжался быстро и точно, а отряд Лопатина — в район генерала [386] Фока, от которого он не получил, как говорится, ни ответа ни привета на свои донесения о необходимости или дать помощь, или же разрешить отступить{221}.

Дело прошлое и теперь уже не важно, прав или не прав был покойный Лопатин, отступая с Куинсана; но разговоры эти выяснили мне разнородное отношение наших генералов к делу.

Генерал Кондратенко был искренно обрадован, когда Диатроптову удалось вывести отряд невредимым; генерал же Фок кричал, рвал и метал, собирался расстреливать и предал суду Лопатина, который отступил с большими потерями.